Я против тебя - Ксения Латышева

- Я приду! Блин, я ведь подобное только в киновидела, а чтобы у нас в городе народ таким увлекался, - кажется, мои глазанапоминали две большие звезды: так они сверкали в предвкушении красивогопредставления.

- Договорились. Смотри, кажется, Наташа пересталапечалиться по поводу своей шишки.

Я в панике оглядела лицо Наташки. Да, небольшойсинячок на скуле все-таки выступил, проигнорировав "скорую" помощь ввиде мокрого полотенца. Светка меня не просто убьет, она еще и покалечит сначала,чтобы смерть мне показалась просто счастьем. Надо что-то придумать!

Я стрелой метнулась в комнату сестры, к ее зеркалу скучей косметики. Порыскав среди баночек и тюбиков, я нашла флакон с тональнымкремом и побежала обратно в зал. Федор бродил по комнате с Наташкой наперевес,что-то рассказывал ребенку и периодически перекладывал девочку с одной руки надругую.

- Большой там синяк? - я стала искать место ушиба.Федя повернул Наташу ко мне синяком, и я, тяжко вздохнув, принялась аккуратнонамазывать место "ранения" ребенка. Попутно придумывала, куда бысмыться на вечер, и где бы потерять телефон на время, когда начнетзвонить-долбиться обозленная Светка.

- Да нет, - Федор внимательно посмотрел на местоушиба. - За три дня точно пройдет.

- Лучше бы - за три минуты. Светка меня убьет! Ибольше никогда не доверит Наташку.

- Радуйся, подгузники менять больше не придется, -подколол меня Балдурин.

- Я люблю свою племяшку!! - надула я губы. Все,кажется, первые полчаса синяк будет очень сложно заметить. Ровно до тогомомента, как Наташку поволокут мыться. Тогда соседи станут свидетелямипотрясающего концерта на тему "убить сестру нельзя помиловать".Запятые расставьте сами.

- Не сомневаюсь, и именно поэтому ты сегодняпритащила ей такого великолепного няньк, как я.

- Балдурин, нарываешься, - отмахнулась я от парня,осматривая ребенка на предмет лишнего тонального крема. Тут Наташка неожиданнозевнула.

- Это что? - озадаченно посмотрел на меня Федор. -Такое действие есть по расписанию?

- Э.. я не знаю. Про режим племяшки имею довольносмутное представление. Да и Светка ничего не говорила.

Наташка зевнула еще шире и потерла кулачками глаза. Язатравленно посмотрела на Федора. Чьорт, вечер перестает быть томным! Наташасегодня жжет не "по децки"! Сначала подгузник, потом этот несчастный"кабачок", синяк, а теперь еще и спать? Она, сто пудово, заранееготовилась к нашествию двух студентов. Чтобы тем совсем скучно не было.

- Пойдем укладывать? - вопросительно посмотрел наменя Федор.

- Пойдем, - вздохнула я, - как будто есть другиеварианты. Э!

Вариантов, как оказалось, могло быть великоемножество. Федька, снова удерживая ребенка одной рукой, притянул меня к себе ипринялся целовать. В ухо! Ладно, его умение одновременно балансировать ребенкаи меня уже показало, откуда растут корни данной опции. Но чтобы целовать приэтом в ухо! Фу, как неэстетич... Ммммм!!

"Что там про эрогенные зоны говорил этотпапуас?" - некстати подумалось мне, когда от простых прикосновений губпарня к моим мочкам, на спине реактивировалось движение против: наркомании,табакокурения, абортов, выборов президента США, погромов во Франции, взрывов вметро Лондона - вообщем, все те мурашки, которые могли придумать достойноеобъяснение своему появлению не только на моей спине, но и на участках от шеи докопчика, от плеч до локтей, от носа до низа живота, все они пришли потоптатьсяна моей коже, тем самым заставляя переживать незнакомые эмоции и ощущения. Яправда не знала, что есть еще какие-то ощущения помимо тех, что приходят вместес поцелуем в губы. Мои глаза закрылись помимо моей воли, в коленках появиласьмелкая дрожь, а руки ухватились за Федора, как за спасительный круг.

- Что-то потянуло пошлости говорить, но при ребенкене буду распускать свой язык, - тихо усмехнулся мне в ухо Федор. Я очумело смотрелана него, пытаясь одновременно обмозговать две вещи: зачем он перестал меняцеловать и почему так ехидно говорит и улыбается.

- Ты просто так интересно реагируешь на мои поцелуи,- Федор, видимо, решил прервать мои бесплодные попытки найти логическоеобъяснение происходящему

- У меня, что, на лице все написано? - закусила ягубу. Наташка тем временем старательно изображала засыпающего бегемота.

- Не только. Я чувствую твое тело под своей рукой.Как оно дрожит...

- А толпы мурашек, которые уже всю спину мне испахали- ты не чувствуешь? - обиделась я. Еще никто себе не позволял подобныхоткровенностей в мою сторону. Только поцелуи, объятия и разговоры о том, какаяя классная. А Федька... он позволяет себе не только целовать меня когда и кудаему захочется, но еще и комментировать мое состояние!!!

- А как же, это же мои диверсанты. Каждого знаю личнов лицо, - у меня дико зачесались руки врезать Федьке сковородкой по морде.Наглой очкастой морде!

- Пойдем Наташку уложим, ботаник несчастный, -буркнула я, и потянула парня с ребенком наперевес к спальне Светки и Петра. -Будешь ей песни петь и танцевать. Хотя, нет, танцевать не стоит, она тогдаточно спать не ляжет.

- Обиделась?

- Было бы на что, - фыркнула я, и полезла в шкаф-купеза детским одеялом и подушкой. Федор покачивал Наташку из стороны в сторону ичто-то ей шептал на ухо. Маленькая шкодница посасывала палец и умиротворенноморгала. Очень медленно моргала. Я постелила под простыню клеенку, так, навсякий пожарный. "Памперсы", они, конечно, крутые подгузники, но наширусские дети горазды на разные пакости, поэтому лучше перебдеть, чемдополнительно огребать от сестры.

- Клади! - шепотом возвестила я, поправляя подушку иодеяло. Федька осторожно, словно держал в руках бесценную хрустальную вазу,уложил Наташку в кроватку, и тут же стал тихонько покачивать последнюю. Наташкапару раз сонно хлопнула ресницами и окончательно уснула. Да, по ходу, к нашемуприходу Светка и Петр основательно уморили ребенка, если тот так быстро уснул.Или это Федька так положительно повлиял на племяшку?

- Уснула, - лицо парня озарила добрая улыбка.Странный он все-таки. Вроде бы такой же как и все вокруг, но что-то было в немособенное, что постоянно ускользало от меня. Я знаю его всего ничего, ачувствую себя рядом с ним абсолютно комфортно и местами даже уютно. Могуговорить и делать любую лабуду, что придет мне в голову. Могу тыкать в негопальцем и спрашивать "живой или мертвый?", могу целовать его, могубегать от него. Мне было с ним хорошо. И только в те моменты, когда он обнималменя и начинал целовать - я теряла контроль не только над миром, но и над собойв первую очередь. Едва его губы касались моих, мне начинало казаться, чтовокруг расцветает дурацкая картина из сказок: начинали петь птицы, под ногамираспускались цветы, солнце пускало солнечных зайчиков нам в волосы, а за спинойвырастали крылья.