Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке - Евгений Горбунов

Для координации работы военной и политической разведок создавалась постоянная комиссия в составе начальников Разведупра, ИНО и Особого отдела ОГПУ. Комиссия должна была обсуждать и согласовывать общий план разведывательной работы за границей, обеспечивать взаимное информирование и обмен опытом между обеими разведками. Комиссии предписывалось изучить все провалы как по линии Управления, так и по линии ИНО и принять меры против возможных их повторений. На комиссию возлагалась и проверка отправляемых за кордон сотрудников.

Была очевидной и необходимость усиления руководства военной разведки опытным и авторитетным профессионалом. Сталин, видимо, сознавал, что в военном ведомстве такого человека нет. Управление к тому времени было «театром одного актера»: ни Оскар Стигга, руководивший научно-технической разведкой, ни исполнявший «особые поручения при начальнике Управления» Василий Давыдов при всем своем опыте и знаниях не могли соперничать с самим Берзиным. Поскольку у Берзина не было официального первого заместителя, а были только помощники (например, таким числился начальник агентурного отдела Борис Мельников), Политбюро решило ввести такую должность в штат Управления, назначив первым замом его начальника Артура Артузова, который руководил политической разведкой – ИНО ОГПУ.

Контроль за выполнением постановления Политбюро возложили на Ворошилова, выписки из него были направлены обоим руководителям разведки – и Берзину, и Артузову. Основания особо доверять Артузову, возглавлявшему ИНО с августа 1931-го, появились у Сталина к началу 1934 года. Летом 1933-го, с приходом к власти нацистов, их претензии на Данцигский коридор обострили обстановку в центре Европы. В Варшаве понимали, что теперь Польше в одиночку не выстоять и не удержать полученное по Версальскому договору. Нужно было определяться: с Москвой против Берлина или с Берлином против Москвы. Если с Москвой, то можно было сохранить коридор и Силезию, отрезанные от Германии по версальскому договору; если с Берлином – можно рассчитывать в будущем на часть Украины. От точного ответа на вопрос, с кем будет Варшава, зависло многое и во внешней политике Советского Союза, и в строительстве Красной Армии.

Летом 1933-го на совещание в Кремль вызвали представителей Наркоминдела, отдела международной информации ЦК (Карл Радек), военной разведки и ИНО. Все они, кроме Артузова, считали союз с Варшавой делом ближайшего будущего. Заявление начальника ИНО, что возможное сближение с Москвой – лишь тактический ход польской дипломатии, рассчитанный на то, чтобы усыпить бдительность Кремля, прозвучал тогда диссонансом. Сталин бросил упрек руководителю политической разведки, что его агентурные источники занимаются дезинформацией. Правда Артузова подтвердилась в январе 1934-го, когда с подписанием германо-польского протокола о ненападении началось сближение двух стран и антисоветская политика Польши стала достаточно откровенной.

Накануне принятия решения Политбюро по военной разведке, 25 мая 1934-го, Артузов был вызван в Кремль. Он вошел в кабинет Сталина в 13 часов 20 минут. Там уже находились Ворошилов и Ягода. Беседа продолжалась шесть часов. Уходить в другое ведомство, хотя бы и на родственную работу, с понижением в должности и без особых перспектив продвижения по службе Артузову явно не хотелось. Но после слов Сталина: «Еще при Ленине в нашей партии завелся порядок, в силу которого коммунист не должен отказываться работать на том посту, который ему предлагается», возражать было нечего. Хорошо представляя себе обстановку и взаимоотношения в военном ведомстве, Артузов сказал Сталину, что ему одному трудно будет вписаться в новый коллектив, попросив разрешения взять с собой группу сотрудников, которых он знал по работе в ИНО. Сталин согласился и вместе с Артузовым в военную разведку пришли 13 сотрудников ИНО. Со Сталиным явно была согласована и расстановка новых людей: без приказа генсека Ворошилов не отдал бы «пришельцам» важнейшие посты в военной разведке.

Наиболее крупными фигурами из этих 13 сотрудников были Федор Карин и Отто Штейнбрюк. И не только потому, что вскоре возглавили важнейшие отделы. В ноябре 1935 года в Красной Армии были введены персональные воинские звания. Звание комкора (нынешний генерал-лейтенант) получил как имевший опыт строевой службы новый начальник Управления Семен Урицкий. Звания корпусных комиссаров, по рангу соответствующее званию комкора, – уже бывший (к тому моменту) начальник Управления Берзин и Артузов. Эти же звания политсостава были присвоены Карину и Штейнбрюку, тем самым начальники отделов были приравнены к руководству военной разведки.

Времени на раскачку у Артузова не было. Ему предстояло проанализировать работу Управления и предложить свои рекомендации по реорганизации центрального аппарата военной разведки в течение месяца. 23 июня 1934 года подробный доклад был готов. Основные его положения в предварительном порядке были доложены наркому Ворошилову. Возражений с его стороны не последовало. Доклад о состоянии агентурной работы Управления и мерах по ее улучшению был адресован «Секретарю ЦК ВКП(б) Сталину». Второй экземпляр доклада предназначался Ворошилову. Неизвестно, находился ли в это время в Москве начальник Управления Берзин. Если так, то сам факт обращения с докладом через его голову, да и через голову наркома непосредственно к Сталину, был беспрецедентным. «Сталин, направляя меня в Разведупр, сказал, что я должен быть там его глазами и ушами», – говорил Артузов в 1936 году. Этим можно объяснить действия обычно тщательно соблюдавшего субординацию Артузова, пославшего свой первый доклад в новой должности на самый «верх».

Артузов был в военной разведке человеком новым, ему нечего было скрывать или приукрашивать. В докладе отмечалось, что после провалов агентурная сеть Управления фактически перестала существовать в Румынии, Латвии, Франции, Финляндии, Эстонии, Италии; сохранилась она в Германии, Польше, Китае, Маньчжурии, в некоторых странах (Турция, Персия, Афганистан, Корея) разведка велась полулегальным путем, когда резидент и его помощники работали «под крышей» полпредств, консульств и торговых представительств.

Анализируя работу в Германии, Артузов отмечал, что там имеется несколько ценных агентов, дающих документы об организации, вооружении и боевой подготовке рейхсвера, а также данные германских военных атташе об иностранных армиях, в частности о Красной Армии. Одним из серьезных недостатков работы в этой стране Артузов считал то, что несколько работников нелегальной резидентуры были получены в свое время от ЦК германской компартии. Иностранные коммунисты часто не исполняли приказы о прекращении всяких связей с партией в случае перехода на разведывательную работу. Артузов подчеркивал, что в случае провала в Германии гестапо легко может доказать связь между компартией и советской военной разведкой. Он рекомендовал «как правило, не использовать на разведывательной работе в данной стране коммунистов данной страны». Но такая рекомендация в очередной раз осталась на бумаге.

Новому заму по разведке, конечно, сразу же доложили об операции «Рамзай». Сказали о составе группы, задачах, которые ставились при разработке операции в 1933 году. Познакомился Артузов и с личным делом Зорге и имел представление о фигуре нелегального резидента военной разведки в этой стране. Но реальных результатов у «Рамзая» в июне 1934-го еще не было и сказать об этой группе в докладе он ничего не мог. Свой вывод о разведывательной работе в Японии он сделал только на основе информации о работе легальной резидентуры ИНО в Токио. Вывод был неутешительным: «Ведение агентурной работы в Японии из стен наших официальных представительств настолько чревато опасностями, что от этого надо отказаться».