Запри все двери - Райли Сейгер

– Неужели мы действительно это сделали?

Я тоже успела запыхаться:

– Кажется… действительно… сделали.

– Черт побери, мы это сделали!

Ник, все еще сжимая мою руку, заключает меня в объятия. Он такой теплый. Его сердце бьется так же быстро, как мое. Адреналин проходит сквозь него, как электрический ток, передаваясь мне; кажется, будто комната вокруг меня вращается.

Я смотрю Нику в глаза, надеясь, что это поможет. Но его взгляд лишь уносит меня все дальше. Это не тягостное чувство. Вовсе нет. Покачиваясь на волнах эйфории, я прижимаюсь к Нику всем телом.

Потом я целую его.

Всего на мгновение, а потом я смущенно отшатываюсь.

– Прости, – говорю я.

Ник смотрит на меня, и в его глазах мелькает обида.

– Почему?

– Я… Я не знаю.

– Ты не хотела меня целовать?

– Хотела. Но… Я не уверена, хотел ли этого ты.

– Попробуй еще раз и увидишь.

Я делаю вдох.

Придвигаюсь ближе.

Целую его снова. На этот раз медленно. Нервно. Я уже очень давно не целовала никого, кроме Эндрю, и какая-то маленькая, глупая часть меня боится, что я совсем разучилась. Но это не так. Целоваться по-прежнему очень приятно.

К тому же, Ник прекрасно целуется. Настоящий эксперт. Я полностью отдаюсь ощущениям – его губы, стук его сердца под моей ладонью, его рука у меня на спине.

Мы ничего не говорим, пока идем по коридору на подкашивающихся ногах, целуясь, отрываясь друг от друга и воссоединяясь всего через несколько шагов. Я следую за ним по винтовой лестнице в спальню, держась за его обжигающе горячую руку.

На последней ступеньке я на мгновения замираю – робкий голос в моей голове шепчет, что я слишком тороплюсь. У меня хватает забот. Нужно найти Ингрид. Найти работу. Найти способ взять под контроль свою жизнь.

Но потом Ник целует меня снова.

В губы.

В мочку уха.

В шею, медленно меня раздевая.

Моя одежда падает на пол, и все мои тревоги отступают.

Я позволяю Нику взять меня за руку и отвести в постель.

Доктор Вагнер выжидающе смотрит на меня. Я молчу. В основном потому, что понимаю, насколько безумно звучат мои слова.

Я не могу допустить, чтобы он принял меня за сумасшедшую.

Ни врач. Ни полиция, когда придет время допроса. Никто – иначе я не смогу их убедить.

Я должна их убедить.

– Вы говорите, что в Бартоломью что-то неладно, – произносит доктор Вагнер, пытаясь меня разговорить. – До меня доходили слухи. Городские легенды и прочее. Но мне всегда казалось, что это все в прошлом.

– Истории свойственно повторяться, – говорю я.

Доктор Вагнер поднимает левую бровь так, что она достигает верхнего края оправы его очков.

– Вы говорите, исходя из личного опыта?

– Да. Переехав в Бартоломью, я познакомилась с одной девушкой. Позже она пропала.

Я говорю спокойно, хотя в душе у меня бушует паника. Мое сердце колотится, веки дергаются, на шее скапливается пот.

Но я не повышаю голос.

Не тараторю.

Стоит мне хоть немного потерять самообладание, и разговор подойдет к концу. Я поняла это, когда говорила с диспетчером службы экстренной помощи.

– Сначала жила со мной по соседству, а на следующий день испарилась. Будто сгинула.

Я замолкаю, давая доктору Вагнеру время обдумать мои слова. Наконец он говорит:

– Кажется, вы считаете, что в Бартоломью кого-то убили.

– Именно, – говорю я. – Нескольких человек.

Когда я просыпаюсь, то вижу за окном не Джорджа, а другую горгулью. Его близнеца. Того, который сидит на южном углу здания. Я смотрю на него с подозрением и уже собираюсь спросить, что он сделал с Джорджем.

Но тут я понимаю, что не одна.

Ник спит рядом со мной, уткнувшись в подушку; его широкая спина размеренно поднимается и опускается.

Вот почему за окном сидит другая горгулья.

Я не в своей спальне.

Воспоминания о прошлой ночи накатывают на меня волной. Побег из квартиры 11А. Поцелуи внизу. Поцелуи в спальне. И многое другое. То, чем я не занималась с тех пор, как переехала к Эндрю и секс стал обыденностью, а не чем-то увлекательным.

Но прошлая ночь выдалась очень увлекательной. И очень для меня нехарактерной.

Я приподнимаюсь, чтобы взглянуть на часы на прикроватном столике.

Десять минут восьмого.

Меня всю ночь не было в 12А. Еще одно нарушенное правило.

Я выбираюсь из постели, дрожа от утренней прохлады и охваченная неожиданным смущением. Обычная версия меня, которая ночью куда-то подевалась, возвращается с утроенной силой. Я тихо поднимаю с пола свои вещи, надеясь, что успею одеться прежде, чем проснется Ник.

Не вышло. Я едва успела натянуть трусики, когда раздался его голос.

– Уже уходишь?

– Да, извини. Мне пора.

Ник садится.

– Уверена? Я собирался пожарить блинчики.

Вместо того, чтобы на глазах у Ника застегивать лифчик, я кидаю его к туфлям и надеваю блузку на голое тело.

– Может, в другой раз.

– Эй, – говорит Ник, – почему ты так торопишься?

Я указываю на часы.

– Я переночевала за пределами квартиры. Нарушила одно из правил Лесли.

– Не стоит так волноваться.

– Тебе легко говорить.

– Серьезно, не переживай. Правила нужны для того, чтобы временные жильцы понимали, что это серьезная работа.

Ник встает с постели, ничуть не смущаясь. Он подходит к окну и потягивается – его тело столь прекрасно, что у меня подкашиваются ноги. На меня вновь накатывает ощущение нереальности происходящего – далеко не в первый раз с тех пор, как я оказалась в Бартоломью.

– Я это прекрасно понимаю, – говорю я, – потому и нервничаю.

Ник трогает пальцем ноги пару клетчатых боксеров на полу, решает, что они сойдут, и надевает.

– Я никому не скажу, если ты об этом волнуешься.

– Я волнуюсь, что потеряю двенадцать тысяч долларов.

Я надеваю джинсы и быстро чмокаю Ника, надеясь, что у меня не пахнет изо рта. Потом босиком спешу вниз, держа в руках туфли и лифчик.