Полночный всадник - Кэт Мартин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рамон опустил шляпу на лоб, пришпорил коня и послал его в галоп. Он вернется домой уже затемно.
Испанец едва сдерживал нетерпение.
— Рамон едет!
Сердце Кэрли забилось сильнее. Она подбежала к свекрови, стоящей возле окна:
— Где он? Я не вижу.
— Вон там. — Женщина указала туда, где дорога пересекала протекавший возле дома ручей.
Кэрли впервые видела сеньору де ла Герра такой возбужденной. Обычно она сидела в кресле, глядя в окно. Девушка жалела свекровь, хотя не сразу поняла, как глубоко та скорбит из-за смерти младшего сына.
Как всегда, эта мысль возбудила в ней раскаяние. Если бы она не зазвонила в колокол… Если бы Андреас не попытался похитить ее… Но она сделала это, и теперь он мертв.
Кэрли отогнала от себя неприятные мысли. Судьба распорядилась именно так, но все уже в прошлом. Даже Рамон старался не вспоминать об этом.
Рамон. Она видела, как он едет к ней — высокий, стройный, грациозный, сильный. Никто не умеет так красиво сидеть на коне.
— Он, должно быть, голоден. — Тереза подошла к Кэрли. — Проверь, что осталось после ужина.
Кэрли улыбнулась:
— Да, да, сейчас.
Она побежала на кухню, велела старой индианке подогреть еду для Рамона и вернулась в гостиную. Она хотела встретить мужа во дворе, сказать ему, что жалеет о своем поведении, заверить, что теперь все будет иначе. Но Кэрли не знала, как он отнесется к этому.
Она думала, что научилась вести себя как настоящая леди в школе миссис Стюарт, но там ничего не говорили о первой брачной ночи. Как только Рамон вошел в комнату, их глаза встретились.
Он снял шляпу, повесил ее на вешалку у двери, потом поцеловал мать и тетку. Но его карие бархатные глаза были устремлены на Кэрли и излучали сияние.
— Buenas tardes, дорогая. — Его голос прозвучал тепло, совсем не так, как ожидала Кэрли. — Я скучал по тебе эти дни. — Неужели он простил ее и даст ей еще шанс? Она ощутила ревность к Миранде, подумала, как та вела себя в постели, потом прогнала эту мысль. Рамон — ее муж!
— Рада тебя видеть, Рамон.-Она улыбнулась ему, и в его глазах сверкнул огонь. — Ты голоден?
«Да, — ответили его глаза, — но это не тот голод, который ты имеешь в виду».
— Si. Я не ел с утра.
Она пошла на кухню, стараясь хоть немного успокоиться, потом вернулась с тарелкой cocido [47], говядиной, колбасой, перцем, морковью, бобами, миской тыквенного супа, горячими лепешками и графином красного вина.
— Ты составишь мне компанию? — спросил Рамон и, оторвав взгляд от дымящейся еды, оценивающе осмотрел ее коричневое платье, потом его глаза остановились на ее губах.
— Нет, я… мы уже поели. — Кэрли смутилась и пожалела о том, что не успела как следует одеться и уложить волосы, которые сейчас были скручены на затылке.
— Посиди со мной.
— Хорошо.
— Мама, расскажи, как вы с тетей развлекали мою жену, пока меня не было.
— Твоя жена слишком много работает. — В голосе Терезы появилась теплота, которой Кэрли раньше не слышала. — Помогает этой бестолковой старухе Синее Одеяло. Я говорила твоей жене, что женщины де ла Герра не работают, но она меня не послушалась. Может, послушается тебя.
Рамон тихо рассмеялся:
— Нет, такого с ней еще не было.
Кэрли смутилась: его голос звучал нежно, и все, конечно, заметили это. Надежда вспыхнула в ней с новой силой. Любовь к Рамону переполняла Кэрли. Сегодня ночью она доставит ему радость, постарается вести себя как та, о которой он мечтал.
Когда Рамон поел, Кэрли начала убирать со стола.
Он схватил жену за руку:
— Уже поздно. Оставь это все и иди в нашу комнату. Я приду через минуту.
От его жаркого взгляда у Кэрли закружилась голова. Господи, они думали об одном и том же!
— Да… — прошептала Кэрли. — Я буду ждать тебя там.
Кэрли боялась поднять глаза на мать и тетку Рамона. Она направилась в спальню, радуясь тому, что в этом доме толстые стены. В комнате она торопливо сняла платье, чулки и туфли. Калифорнийские женщины из высшего общества одевались по-европейски, как и американки. Только в горах Кэрли носила простую крестьянскую одежду.
Сегодня на ней было хорошее платье, но девушке хотелось встретить Рамона в чем-то другом. Впервые она порадовалась тому, что дядя купил ей много нарядов.
Открыв массивный дубовый комод, Кэрли протянула руку к нежной батистовой ночной рубашке. Шелковая пробуждала воспоминания о той ночи.
Она надела батистовую рубашку с длинными рукавами без декольте, быстро застегнула пуговицы, распустила волосы, расчесала их, заплела косу и подошла к кровати. Откинув цветной плед, прикрылась простыней так, чтобы расшитое цветами отверстие находилось в нужном месте.
Правда, Кэрли это казалось немного глупым. Ведь Рамон уже видел ее обнаженной. Но она не знала испанских обычаев и была готова сделать все, чтобы порадовать мужа.
Уменьшив огонь в лампе, Кэрли замерла в ожидании. Вскоре она услышала в коридоре шаги, дверь распахнулась, в комнату вошел Рамон, заслонил собой луну, и Кэрли почти не видела его лицо при тусклом свете лампы. Он на мгновение застыл, ибо, конечно, думал, что жена и сегодня будет вести себя как шлюха.
Пока он молча раздевался, на Кэрли накатывали горячие волны.
Кровать прогнулась под ним, когда он лег и обнял жену.
— Я скучал по тебе, дорогая. Я поступил глупо, покинув тебя.
Рамон поцеловал Кэрли, прежде чем она успела ответить ему. От его жаркого поцелуя у нее помутилось сознание. Господи, ей будет труднее, чем она думала!
Она ответила на его поцелуй, позволила языку Рамона проникнуть в ее рот, но не коснулась его своим языком. Кэрли лежала на его плече, но не прижималась к мужу, как прежде, хотя ее тело неистово стремилось к этому.
Он коснулся рукой ее волос и замер.
— Мне больше нравится, когда они распущены. — Рамон стянул скреплявшую косу резинку, и волосы рассыпались по ее плечам.
Охваченная волнением, она заставила себя откинуться на спину, уставилась в потолок и принялась считать массивные дубовые брусья. Рамон склонился над ней, обхватил ее груди и начал целовать их через ткань. Кэрли казалось, что ее тело лижут языки пламени.
Господи! Она не отрывала глаз от потолка, пытаясь думать о чем-то постороннем. Но в ушах стучала кровь.
— Сними рубашку, — потребовал он, начав расстегивать пуговицы. — Я хочу видеть тебя обнаженной.
— Но…