Холодные дни - Джим Батчер

Он заговорил.

Вслух.

Его голос был подобен грохоту могучего камнепада, или раскатам летнего грома над горизонтом. Этот голос был гигантским. Нет, не громким. Неподходящее слово. Он гремел отовсюду одновременно. Поверхность моего недопитого кофе гудела и вибрировала от этого всепроникающего звука.

– ЕЩЕ ОДИН.

– Мяк, – пискнул Боб. Огни в глазницах черепа исчезли.

Я несколько раз моргнул:

– Ты… теперь говоришь?

– НЕОБХОДИМОСТЬ.

– Понятно, – сказал я. – Кгм. Я полагаю, у тебя какие-то проблемы?

– ПРОБЛЕМЫ, – сказал он. – ДА.

– Я пришел помочь, – сказал я, чувствуя себя крайне неловко. – Кгм. А это вообще возможно?

– ВОЗМОЖНО, – раздалось в ответ. Затем гигантская фигура повернулась и двинулась прихрамывающим шагом. Земля не столько дрожала, сколько колебалась, словно при землетрясении, под ногами материализовавшегося и ошеломляющего самим своим присутствием древнего духа.

– СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ. ВОЗЬМИ ДУХА ПАМЯТИ.

– …мяк… – проскулил Боб.

Трясущимися руками я схватил череп и сунул его в курьерскую сумку. Из коробок на столе выудил хемилюминесцентный фонарь, переломил его и встряхнул уже на ходу. Фонарь засветился, а я поспешил следом за Духоприютом. Инстинктивно я знал, куда мы направляемся, но все же спросил, чтобы удостовериться:

– Э-э… А куда мы идем?

Духоприют продолжал шагать, шагами медленными и размеренными, однако мне приходилось едва ли не бежать, чтобы поспевать за ним.

– ВНИЗ.

Духоприют приблизился к разрушенному круглому основанию маяка и поднял призрачную руку, сделав неопределенный жест. Земля вокруг основания задрожала, по ней, как по воде, пошли круги – и вдруг то, что казалось твердым камнем, начало осыпаться в дыру как песок в песочных часах. Через несколько секунд в камне образовалось отверстие размером с люк в моей старой лаборатории, и появилась лестница, ведущая вниз во тьму.

– О, – сказал я. Я знал, что под островом есть пещеры, но понятия не имел, как туда попасть. – Ого! Ну, и какой же у нас план, если поточнее?

– ИСТОЧНИК ПОДВЕРГАЕТСЯ АТАКЕ, – раздался несущийся отовсюду голос. – ОН ДОЛЖЕН БЫТЬ ЗАЩИЩЕН.

Духоприют направился к ступенькам лестницы. Ни при каких обстоятельствах он не мог бы на них поместиться, однако спускался так, словно не испытывал ни малейших проблем.

– Подожди. Ты хочешь, чтобы я победил нечто такое, что ты сам не можешь остановить?

– ДЛЯ ТЕБЯ ПРИШЛО ВРЕМЯ ПОНЯТЬ.

– Понять что?

– НАШЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ, СТРАЖ, – сказал он. – СЛЕДУЙ ЗА МНОЙ.

Он начал спускаться по ступенькам и вскоре исчез в неизвестности.

– Здесь могут быть монстры! – истерически завопил Боб. – Беги! Беги, скорее!

– Думаю, уже поздновато, – сказал я.

Но на секунду я все же задумался над тем, чтобы последовать его совету. Часть моего сознания задалась вопросом, как может выглядеть Тибет в это время года. Секунду или две идея о том, чтобы отправиться туда и посмотреть казалась прекрасной.

Но лишь пару секунд.

Потом я сглотнул, покрепче сжал фонарик в пальцах, которые почему-то стали потными и скользкими, и последовал за Духоприютом в кромешную тьму.

Не знаю, как глубоко уходили эти ступени.

Я нисколько не шучу. Никаких там поэтических преувеличений или метафор. Пролет в двенадцать ступеней, поворот направо, еще двенадцать вниз, еще один правый поворот, опять двенадцать вниз – и так далее. Я прекратил считать, когда счет перевалил за двести, и я просто включил свое островное всезнание, чтобы узнать, сколько же их осталось. Ага. Тысяча семьсот двадцать восемь – это дюжина в кубе.

Высота каждой ступени была восемь дюймов, что означало глубину в тысячу сто футов по прямой – намного ниже дна озера. Шаги по лестнице отзывались глубоким, стонущим звуком, таким низким, что слух едва его воспринимал. В тусклом свете хемилюминесцентного фонарика все это напоминало атмосферу Дома Страхов из луна-парка, когда внезапно понимаешь, что тебя водят по кругу, а выхода попросту нет.

– Мы идем, мы идем, в город гоблинов идем! – пел я громким, но насквозь фальшивым баритоном. Я уже начинал задыхаться. – Хей, хей, мы идем!

Духоприют сверкнул пылающими глазами в мою сторону. Рассердился?

– Да будет тебе, – сказал я. – Ты что, не видел мультипликационную версию «Хоббита» Рэнкина и Бэсса[32]? Ну, еще до того, как они стали снимать все это в Новой Зеландии?

Он не ответил.

– Гарри, – пробормотал Боб. – Хорош его злить.

– Мне скучно, – сказал я. – К тому же мне не хочется думать о предстоящем подъеме наверх. Я уже понял, что нам шлепать и шлепать вниз, но почему бы не воспользоваться лифтом? Ну-у-у, или пожарным шестом. Было бы как спуск в пещеру Бэтмена. Гораздо веселее. – И я добавил чуть погромче: – И гораздо эффективнее.

Возможно, это была лишь игра воображения, но мне показалось, что после моих слов размеренный темп Духоприюта замедлился, словно он задумался на секунду.

Показалось.

– Эй, а почему ты назвал меня Стражем? – спросил я. – Я к тому, что Стражем мне приходилось быть, но есть множество других, которые подошли бы на эту роль куда лучше, чем я. Образец для подражания из меня никакой.

– СТРАЖ, – ответил Духоприют. – СЕЙЧАС ИХ МНОГО. СНАЧАЛА БЫЛ ОДИН.

Я вслух отсчитал последние десять ступеней, остановился на предпоследней, и перепрыгнул последнюю, приземлившись на обе ноги. Мои походные ботинки стукнули о камень.

Мы дошли до небольшого помещения с полом и стенами из того же камня, который был в стенах маяка и хижины. Я положил на них руку и почувствовал, что они дрожат от избытка силы, от диссонанса конфликтующих энергий. Сейчас, оглядываясь назад, я припоминаю, что в какой-то момент заметил, что стены вокруг лестницы, и сами ступени были сделаны из того же материала – в каждый камень было вложено немыслимое количество энергии и мастерства.

– Кгм… – сказал я. – Вопрос?

Духоприют остановился у каменной двери в стене, окруженной крупными камнями, покрытыми затейливой резьбой. Его горящие глаза обратились на меня.

– Э-кгм. Кто все это сделал?

Он, не отвечая, указал на дверь. Я посмотрел. В центре ее был знак, нечто вроде печати, руны на которой были мне неизвестны, но я знал, что где-то видел их прежде. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы порыться в памяти и выудить искомое – я видел их на обложке очень, очень, очень старого дневника на книжной полке моего наставника.