Кукурузный мёд (сборник) - Владимир Лорченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой, ну шо, и шо, я вам шо сказать хочу, – говорил он, кривя губы и подергивая небритой щекой.
– Хочу сказать шо Штефан это был мультикультурный, полифлоральный, пероральный когнитивный дискурсант, – говорил мужчина.
– Ну типа такая муйня, – говорил он задумчиво.
– Ну и само собой при нем в Молдавии было всем хорошо, жили тут типа дружно все, мультимлядькультурность, я шо и говорю, – говорил он.
– А вы точно все это знаете? – спрашивал ведущий так, что было понятно, что конечно, ученый все правда знает.
– Ой, я тебя умоляю, ты шо, не шо, шо за шо да про шо?! – говорил ученый так, что было понятно, он, конечно все точно знает.
– Мля буду, Молдавия Штефана была в натуре типа ну как бы главная страна мира, – говорил он.
– Я шо еще хочу сказать… – говорил он, ужасно кривя лицо
– М-м-м-м, э-э-э-э, – думал он вслух.
– Епать-колотить? – задал наводящий вопрос ведущий фильма.
– Ну типа того, – обрадовался подсказке ученый.
Мисимеску смотрел фильм, не отвлекаясь, и даже чуть приоткрыв рот…
Кино полностью подтверждало выводы, к которым он пришел самостоятельно! Османская империя возникла специально для того, чтобы быть противовесом могущественной Молдавской Средневековой Империи! Атомную бомбу разработали, чтобы иметь под рукой средство контроля над могущественным молдавским народом! Израиль создали, чтобы хоть как-то отвлечь и оттянуть евреев от Молдавии! Более того. Молдавия была столицей Золотой Орды, и там уже были посудомоечные машины, счета за коммунальные услуги и развитая сеть научно-исследовательских институтов!
…слушая о том, каким гигантским и могущественным было Молдавское княжество, Мисимеску гладил внезапно отвердевший член. Фильм поражал. Мир был стриптизершей, а Молдавия – шестом, вокруг которого крутился этот мир разнесчастный, с его плохо выбритым лобком, жопой с целлюлитом, и обвисшими сиськами. По крайней мере, такую стриптизершу лейтенант видел на выпускном, куда их заказало для парней Министерство обороны…
– Вот такая муйня, братцы! – закончил фильм про Штефана ведущий, подмигнул, хихикнул, и исчез.
На экране появились огромные титры:
«ТЫ ВСЕ ПОНЯЛ ЛОХ?!».
Мисимеску, вытянувшийся по стойке «смирно», кивнул и спустил…
После этого он бросился к ручке, бумаге. И стал быстро черкать. Теория Расширяющегося Государства появлялась на свет стремительно.
– Если в стране армия, то она должна воевать, – писал Мисимеску.
– Если армия не воюет, то она просто нож, которым не режут, – дивился Мисимеску своему поэтическому дару.
– Армия Молдавии должна стремительным броском пройти соседей с запада и востока, словно нож масло, – писал Мисимеску.
– Пройдя весь земной шар, как войска македонского, две части молдавской рано или поздно воссоединятся, – писал Мисимеску.
– Ведь Земля круглая! – писал он.
– И тогда армия Молдавии покроет себя неувядающей славой, – писал он.
– А что, как не слава, есть предназначение армии? – писал Мисимеску.
– Даже если мы не в состоянии покорить соседей, мы просто обязаны ошеломить их и напугать, – развивал Мисимеску мысль дальше.
…спустя два часа теория была в общих чертах письменно изложена. Мисимеску побрился, и решил, что завтра представит доклад Генштабу, а если его мнение не примут к сведению, возьмет генералов в заложники, и донесет свою точку зрения до общественности. Потом он, если армия не присоединится к нему, совершит харакири.
– Я эстет, – вспомнил Мисимеску.
Решил купить лиловую рубаху, и золотую цепочку, и собрался спать. За стеной призывно застонала соседка. Значит, к ней снова пришел мужик из инженерных частей и трахает, понял Мисимеску. Осторожно снял со стены жвачку, которой залепил просверленную карандашом дырку – стены были из гипсокартона, – и осторожно присмотрелся. В это время партнер соседки, возбудившись, бросил девушку на стену, и ринулся на нее в жажде пришпилить, словно бабочку. Но промахнулся, и угодил прямо в дыру в стену
– Агх, – сказал Мисимеску
…Время остановилось. Капали на пол кровь и глаз. Кричала что-то соседка. Ревел ее мужчина. Как прекрасно замершее мгновение, подумал Мисимеску, скрючиваясь на полу, с хером в глазнице…
* * *
…спустя месяц лейтенант Мисимеску с черной повязкой на глазу стоял перед надутыми генералами генштаба Молдавии. Те, глядя на доклад, диву давались.
–… если в стране армия, то она должна воевать, – недоуменно говорили он.
– Если армия не воюет, то она просто нож, которым не режут, – поражались они.
– Армия Молдавии должна стремительным броском пройти соседей с запада и востока, словно нож масло, – весьма удивлялись они.
– Пройдя весь земной шар, как войска македонского, две части молдавской рано или поздно воссоединятся, – хмурили брови они.
– Ведь Земля круглая! – вопросительно глядели они друг на друга.
– Даже если мы не в состоянии покорить соседей, мы просто обязаны ошеломить их и напугать, – читали они.
Мисимеску, затаив дыхание, ждал….
Он был одет в мундир, которой спроектировал сам, и который ему пошили за две канистры бензина на центральном рынке Кишинева. Оранжевые лампасы на ярко-синих штанах, мундир салатового цвета, золотые погоны, серебряное шитье, туфли в радугу… Золотая лента на все плечо, с гербом старинного Молдавского княжества. И, конечно, лиловая шелковая рубашка и золотая цепь. И поверх всего этого – роскошный бухарский халат, который Мисимеску отобрал у нелегального мигранта из Азии, когда служил в погранвойсках на реке Прут.
В общем, Мисимеску выглядел как Пиночет, займись тот погонкой верблюдов, или российский культуртрегер.
Многим так и показалось.
– Марат Гельман! – восхищенно воскликнула журналистка «НТВ», примчавшаяся из Москвы снимать репортаж про государственный переворот в Молдавии.
– Марат Гельман! – крикнула она восторженно и помахала Мисимеску сумочкой из толпы.
– Пару слов для программы «Максимум»! – крикнула она.
– А? – сказал с крыши Мисимеску.
– Пару слов… – крикнула она, но крики солдат заглушали ее.
– Че ты овца там телишься, куесоска тупорылая, ты че в натуре окуела, тварь тупорылая не слышно ни куя, – сказал Мисимеску.
– Точно Марат Гелман! – обрадовалась журналистка.
Лейтенант Мисимеску сплюнул и поссал и на журналистку.
–… чередная акция культурного неповиновения, – счастливо говорила она в камеру, смахивая стекающие по лицу струи.
–… инсталляция и культурная инициатива, – говорила она.