Шестой грех. Меня зовут Джейн - Анна Данилова

Тут Аллен подошел ко мне и обнял, прижал к себе. Я так и не поняла — его объятия носили дружеский характер или же я ему… понравилась? Я словно окаменела и не посмела обнять его в ответ. Слезы наворачивались на мои глаза. Представила, что через несколько часов я снова останусь одна, и мне стало просто невыносимо. Правда, я привезу к себе тетю Женю. Вот уж кому я действительно расскажу все, как есть! Единственная родственная мне душа. Мой самый близкий человек.

В ресторане мы оба, я это знала, почувствовали себя в безопасности. Спокойно пообедали, поговорили о творчестве Аллена и о его планах. В январе он собирался на гастроли в Берлин, затем — Бонн, Гамбург, Ганновер, Дрезден, Дюссельдорф, Кельн, Лейпциг, Мюнхен… Он называл города, как если бы показывал мне цветные яркие слайды его будущей жизни. Конечно, это была его жизнь, и ничья другая. И никто не имеет права так вторгаться в чужую жизнь и вносить в нее какие-то изменения исключительно потому, что хочет кому-то активно насолить. Но сколько уже можно извиняться?!

Вот. Вот теперь я должна поговорить с ним о деньгах. Я намерена выполнить свое обещание. Два миллиона евро. Мне предстояло просто-напросто сесть за ноутбук и в течение нескольких минут перевести ему эту сумму с нескольких моих счетов. Как сказать Аллену, что я готова сделать это уже сегодня?

— Аллен… Я обещала тебе деньги…

— Таисия! Ты что?! По-моему, ты нисколько не похожа на сумасшедшую. Не скрою, твое обещание вскружило нам с Айзеком головы, и мы на какое-то время просто превратились в наивных идиотов, тем более что ты уже перевела огромную сумму на мой счет. Я верну тебе эти деньги! Но вообще-то мне бы хотелось, чтобы ты, когда сочтешь нужным, приехала ко мне в гости и на эти деньги купила бы себе какой-нибудь домик на Ривьере. В Кап-Ферра, например.

— Но зачем тебе это нужно?

— Я бы хотел увидеться с тобой, разве не понятно?

Аллен погладил мою руку и посмотрел мне в глаза. Мне в который уже раз захотелось перед ним извиниться.

— Хорошо, я подумаю, — сказала я, переполненная до глубины души приятным незнакомым чувством, что я кому-то нужна, что меня еще кто-то хочет видеть, кроме тети Жени.

И запоздалое чувство обиды захлестнуло меня: ну почему все сложилось именно так?! Почему какие-то посторонние люди вмешались в нашу с Алленом жизнь? Если бы не этот труп, кто знает, как сложились бы наши отношения?

— А что было бы, если бы не этот чесночный запах? — вдруг расхохотался Аллен. — Мы бы спокойно отдыхали в твоем доме, даже и не подозревая о том, что в одной из комнат такая криминальная бомба!

— Надо было сделать из трупа снеговика, — устало улыбнулась я, поскольку ничего смешного во всем этом кошмаре, конечно, не было. — Как в одной из ваших старых французских комедий… «Трое на снегу» называется, не видел?

— Признаться, нет. Я люблю кино, но не очень-то хорошо в нем разбираюсь. И артистов не всех по именам знаю… Как ты понимаешь, у меня другая специализация. Тая, ну что, может, ты найдешь все-таки где-нибудь рояль или, на худой конец, пианино? Мне так хочется поиграть для тебя!

Я пожала плечами. Встала, неуверенной походкой подошла к стойке бара и обратилась к Сереже, бармену. Спросила, где здесь поблизости может быть рояль или пианино.

— Как где, Таисия Дмитриевна?! — воскликнул он, и я поежилась, услышав это свое официальное имя-отчество. Хотя как еще он должен называть свою хозяйку? — В банкетном зале, в другом крыле ресторана! Между прочим, его летом настраивали. Неподалеку отсюда гостил один джазовый пианист, он часто заходил к нам поиграть. Он и настройщика своего привез. Вы хотите сыграть?

Аккуратно одетый, вышколенный бармен был сама вежливость и услужливость — в самом хорошем смысле этого слова. Его слова порадовали меня. Хотя не скрою, в тот момент мне не очень-то хотелось слушать музыку. И вообще, подумала я тогда, кто знает, как я после отъезда Аллена начну относиться к классической фортепьянной музыке? А если звуки рояля будут ассоциироваться у меня с трупом в гостевой комнате?

Я вернулась к Аллену. Сказала, что в соседнем зале есть рояль. Он прямо-таки просиял. Глаза его загорелись, он вскочил и нетерпеливо затоптался на месте. В тот миг я подумала, что он страстно одержим музыкой, этим волшебством, которое доступно только избранным, и что я, к сожалению, не вхожу в их число. Я — обыкновенная девушка, не музыкант, да и вообще отнюдь не творческая личность. Даже тетя Женя и то знает о музыке гораздо больше моего. Помнится, в нашем родном Воронеже, в крохотной кухоньке, за завтраком или вязанием, она закатывала глаза, слушая лившийся из радиоприемника очередной музыкальный шедевр: «Послушай, Таечка, это же Моцарт!» Несомненно, она гораздо более тонкая натура, нежели я.

Аллен не шел, а прямо-таки летел туда, где его ждал инструмент. Его инструмент! Инструмент, без которого он не мог ни жить, ни дышать. И удивительно, что он продержался почти двое суток без рояля. Я видела, как он на ходу потирал, массировал руки, сжимал и разжимал пальцы, готовился к тому, чтобы прикоснуться к клавишам. Думаю, что уже в те минуты в его голове звучала музыка.

Войдя в пустой зал с накрытыми зелеными скатертями столиками и темной пастью холодного, мертвого в этот час камина, он увидел стоявший в углу небольшой кабинетный рояль черного цвета, метнулся к нему и, изобразив правой рукой характерный жест, словно откидывая полы длинного концертного фрака, сел на стул. Замер. Открыл крышку и с нежностью провел ладонью по матовым тихим клавишам.

— Сен-Санс, вальс-каприс для фортепьяно с оркестром, «Свадебный пирог», опус 76, — счастливо произнес он и взглянул на меня так, будто я была его любимой девушкой, которую он хотел потрясти своим талантом, порадовать превосходной игрой, поразить, удивить, доставить удовольствие. И принялся играть.

И пришло волшебство…

Аллен еще играл, вдохновенно, одержимый страстью, явно соскучившийся по клавишам, когда зазвонил мой телефон.

— Ну и сука же ты! — услышала я знакомый голос — и отключила аппарат.

«— Спасибо, что вы меня приняли… Очень благодарен. Понимаю, что вам было нелегко найти для меня время, ведь оно расписано у вас по часам и минутам. Но я — ваш постоянный клиент. Вы так смотрите на меня… Это понятно. Я очень волнуюсь. Очень! Мы о стольких вещах с вами говорили… Но я не послушался ваших советов и сделал все так, как сам счел нужным.

Вот вы тогда сказали: вы не уверены в том, что жена изменяет мне. Что все это — лишь мои домыслы, которые строятся на моем впечатлении от выражения ее счастливого лица. Но я, к несчастью, оказался прав: Людмила действительно изменяла мне. Понимаете, она думала, что ей удалось обмануть меня, что я полный дурак и ничего не пойму. Сначала она попросила меня пристроить к дому этот спортзал с бассейном, будь он неладен! Потом, поняв, что в доме спрятано множество камер, она принялась их искать, и ей это удалось. Она, представляете, залепила их «глазки» жевательной резинкой! Очень оригинально, ничего не скажешь! И в то же самое время по-детски как-то, вы не находите? Она вообще ребенок. Истосковавшийся по любви ребенок. Думаю, ее в детстве недолюбили, а потом, когда она стала моей женой, она продолжала жить в вечном холоде. В душевном холоде. Хотя, повторяю, поначалу у нас были неплохие отношения, мы любили друг друга. Но мне тогда так хотелось ей доказать, что я на что-то способен, что я в состоянии зарабатывать деньги, что я умен, наконец! И я научился делать деньги. Мы стали хорошо жить, Людмила, как мне кажется, была счастлива. Но я постоянно был на нервах, я уже вам рассказывал, как меня подводили мои партнеры, друзья… Как они меня предавали, обманывали, воровали у меня мои деньги… Не знаю, может, это сейчас вообще норма такая — предательство?