Ошибка Клео - Лола Лафон

Я обо всем доложила Кэти, и та сказала, что отныне «мое будущее в моих руках». Я была на седьмом небе от счастья – как же неслыханно мне повезло. В следующую среду меня в рамках проверки моего досье должны были подвергнуть испытанию. Член комиссии объяснил мне, что в «Галатее» практикуют «постоянный контроль» над претендентками. В расчет принимается все, в первую очередь «зрелость». И намекнул, что его отзыв сыграет решающую роль. Он сказал, что он врач, и спросил разрешения обследовать мою спину на предмет выявления мышечных зажимов, что очень важно для галопа. Я согласилась: «зрелый» человек не станет подозревать всех и каждого. Он сделал мне массаж, похожий на медицинский, и это меня успокоило. Мне вручили такой же конверт с такой же суммой. Я постоянно думала о нем. Я жутко комплексовала из-за того, что у меня не было месячных и не росла грудь. Мальчишки в школе не обращали на меня внимания, отец почти никогда не интересовался моими делами, а тут нашелся взрослый мужчина, который назвал меня красавицей. Расхваливал мою изящную фигуру. Мне так хотелось снова с ним увидеться, что я почти забыла про стипендию. Мы все тогда балдели от фильмов, где мужчина в годах «открывает» совсем юную девушку, как в «Красотке». Я чувствовала себя обласканной.

Кэти меня подбадривала и говорила, что я не должна останавливаться. Мне невероятно повезло, что моим делом занимается такой авторитетный член комиссии, не говоря уже о том, что он от меня без ума. И вот на третий раз… Обед начался, как обычно, все было шикарно и изысканно, и блюда, и разговоры. Он протянул мне подарок – небольшую коробочку, духи «ЛуЛу» от Кашарель с прикрепленной запиской «Будущей великой наезднице».

На мне было довольно короткое шерстяное платье, которое он назвал прелестным, как и мою привычку просить добавки десерта; по его мнению, это свидетельствовало о моей «возбудимости». Он долго распространялся о важности этой самой «возбудимости», в том числе при общении с лошадьми. Не знаю как, но постепенно он подвел разговор к другому и спросил, случалось ли мне, садясь на лошадь, испытывать возбуждение. Мне стало ужасно неловко, и он это заметил и сразу заговорил о критериях «зрелости», надеясь, что я сумею доказать, что достойна стипендии. Я чуть не плакала, но решила, что нельзя отказываться от счастливого шанса. В этом и заключалось испытание.

Официантка проводила меня; ей было все равно, в каком я состоянии. В конверте лежало уже четыре купюры. Мне хотелось рассказать матери, что что-то идет не так, но я не посмела. Разве я могла признаться, что сама, без принуждения, согласилась делать минет взрослому мужику? Произнести при ней слово «минет»? Немыслимо. У меня не было никакого сексуального опыта.

Когда Кэти сообщила, что моя кандидатура отвергнута, я ни на миг не усомнилась, что сама во всем виновата, только не понимала, что я сделала не так: то ли мне надо было твердо сказать тому типу нет, то ли следовало больше стараться.

Расспросить одноклассницу, которая познакомила меня с Кэти, я тоже не осмелилась. Я боялась. Если с ней ничего подобного не происходило, меня могли назвать шлюхой. Мне хотелось позвонить Кэти, но я не знала ее телефона. Она тоже не звонила, и это подтверждало мои опасения: она во мне разочаровалась. Сейчас я думаю, что у меня началась депрессия.

Когда несколько месяцев спустя мать подала заявление в полицию, я почувствовала себя раздавленной. Мне было стыдно. И страшно, что из-за меня у Кэти могут быть неприятности. Полицейские спрашивали, подвергалась ли я сексуальному домогательству или денежному вымогательству. Я ответила, что нет.

Не знаю, что случилось с другими девочками, присутствовавшими на обеде. Они были не из моей школы. Мне уже больше двадцати лет не дает покоя мысль: по всей видимости, один раз использовав девочку, больше они ее не приглашали. Или, возможно, я показалась им слишком юной. Или недостаточно юной.

В полиции Д. показали два снимка из файла – судя по цифровому следу, оба были сделаны в 1990 году. Д. узнала девочку, которая познакомила ее с Кэти. Это была Ф.

Ф. отказалась от дачи показаний, на что имела полное право. Она также отказалась от встречи с мэтром Баррелем, который работал над этим делом и надеялся отыскать самых последних жертв «Галатеи».

Брат Энид отправил Ф. письмо по электронной почте и попросил ее о встрече, рассказав, что ведет расследование для знаменитой газеты, выходящей онлайн. Она ему не ответила.

Энид тоже сделала попытку выйти на Ф. Она написала ей, что снимает документальное кино и не имеет никакого отношения ни к полиции, ни к судебной системе. Они с коллегой, Эльвирой, уже удостоились десятка наград на различных фестивалях. Сейчас их чрезвычайно заинтересовало дело «Галатеи».

Так и не дождавшись ответа от Ф., Энид через три недели отправила ей еще одно письмо и предложила просто встретиться в кафе. Она подчеркнула, что эта встреча абсолютно ни к чему ее не обязывает. Запись она включит только с согласия Ф.

Наконец пришел ответ. Ф. писала, что согласна встретиться при условии, что Энид ничего не будет записывать. Хотя рассказывать ей особенно нечего. И она не испытывает ни малейшего желания подавать заявление в полицию.

– О «Галатее» я узнала от ученицы третьего класса. В моем случае все было по-честному. Мой член комиссии действительно написал рекомендательное письмо Лагерфельду – он сам мне его показывал. Среди моих родственников никто не мог дать мне никаких рекомендаций. В школе я хвалилась своими подарками и всем рассказывала, что скоро получу стипендию. Правда, мне ее так и не дали. У меня был шанс, но, как говорила Кэти, совершенство доступно не каждому. Кэти была шикарная женщина. Обеды тоже. Я впервые попробовала суши именно там, в 1990-м. Они не считались с расходами.

Энид рассказала Ф. о показаниях Д.

– Да? Слушайте, это сейчас какая-то эпидемия. Моралисты способны самую лучшую вещь извалять в грязи. Д. может сколько угодно выдавать себя за жертву. Но она, как и мы все, посещала эти обеды добровольно.

Была ли Ф., как Д., жертвой сексуальных домогательств?

– Меня ни к чему не принуждали. Но разве мужчины могут устоять перед девочками, готовыми на все, лишь бы их заметили? О какой травме мы говорим? Ну да, я отсосала этому типу пару-тройку раз. Позже я делала это много раз с другими мужчинами, в которых, как я думала, была влюблена.

– Но согласитесь, трудно поверить, что Кэти ничего не знала о том, что происходит во время этих обедов. И потом, вам, как и Д., было всего тринадцать лет…

– Скорее всего, Кэти ни о чем не догадывалась. Ее интересовало только прекрасное, только искусство. Она всему меня научила. Она меня воспитала. Мне не хотелось ее разочаровывать.

Ну хорошо. Но почему Ф. согласилась рассказать о стипендии другим девочкам? Хотя знала, что никаких стипендий не существует? И почему она рассказала об этом Д.?

– В те времена у нас не было такого круга знакомств, как у нынешних девчонок, а у моих родителей – ни времени, ни денег, чтобы дать мне то, к чему я стремилась. Хорошие оценки в дневнике и приличная работа в будущем – вот и все, что их волновало. А я мечтала встретить парня, который живет не в Сержи, и дать ему то, о чем мечтает он. Д. постоянно вздыхала о своих лошадях, она без них прямо тосковала. Смотрела по телику все конные состязания. Вот я и подумала: почему бы не дать ей шанс? Сама я в любом случае пролетела. Знаете, если помощь приравнивать к преступлению…