Кремль 2222. Кенигсберг - Владислав Выставной

– Но я уж и не так молод на фоне этих ребят, – усмехнулся Книжник.

– Этот Алатырь уже часть тебя, – сказала Пророчица. – Ты еще не понял?

– Он вроде как симбионт? – догадался Книжник.

– Называй, как тебе это удобнее, – не стала возражать Пророчица. – Одно я тебе скажу точно: он должен помочь тебе.

– Помочь в чем?

– В твоей миссии. Алатырь даст ответы, которые ты, возможно, не сможешь отыскать в себе сам. А может, просто не решишься.

– И что же это за вопросы такие?

– У всех свои. Но поверь, такие трудные вопросы имеются у каждого. Но теперь у тебя есть возможность и, главное, время, чтобы узнать о себе очень любопытные вещи…

– Погоди, – Книжник вдруг заволновался. – Я же не останусь навсегда…

– Молодым? – быстро спросила Пророчица.

Парень медленно кивнул.

– Ты правильно понял – это одно из свойств Алатыря Жизни. А тебя не устраивает твой нынешний возраст?

Книжник задумался. Он никогда не задавался таким вопросом. Просто потому, что в этом мире вообще глупо ставить вопрос таким образом. Скорее уж – «доживу ли я до зрелости?» Про старость никто даже не вспоминает – ее достигают единицы. Большинство же умирает еще в младенчестве.

– Даже не знаю, – усмехнулся Книжник. – Возраст – он солидности придает. В конце концов, я же не буду жить… – он замялся.

– Вечно? Нет. Ты будешь жить столько, сколько тебе отмеряно при рождении. Но Алатырь поможет сохранить твое нынешнее физическое состояние до самой смерти. Впрочем, избавившись от него, ты быстро нагонишь положенный тебе возраст.

– Звучит заманчиво… – Книжник снова поглядел на камень в своей руке. Тот едва заметно пульсировал оранжевым, как живой, и будто искушал его. Говорят, лучший способ преодолеть искушение – поддаться ему. Сказано было в каком-то скользком контексте, но сейчас нужно было принимать решение.

И он решился.

– Хорошо. Если ты говоришь – это поможет… – он сжал Алатырь в кулаке. – Пусть себе в кармане валяется.

– Нет, это не так работает, – вмешался Герцог. Прикусил губу, словно понял, что влез не в свое дело.

– А как?

– Я покажу, – сказала Пророчица.

Она убрала с лица и отодвинула рукой свои тяжелые черные волосы – так, что стал виден участок затылка ближе к шее. Глаза семинариста невольно округлились: небольшой участок кожи в том месте отдавал янтарным отливом.

– Он что же.. – Книжник сглотнул. – С головой сросся?

Пророчица вернула волосы на место.

– Он стал частью меня. То же самое предстоит и тебе. Не бойся, это не больно.

– Я не боюсь боли, – хмуро сказал семинарист. – Я боюсь потерять человеческую природу.

– И чего же хорошего в простом человеческом естестве?

– Это ты, Пророчица, у него спроси, – книжник кивнул в сторону Герцога. – Он-то пожелал остаться обыкновенным человеком.

– Ты же знаешь, почему.

– Я и про себя знаю. У меня на родине, в Кремле, не очень-то жалуют мутов. А я с этой штукой в башке определенно стану мутом в глазах земляков. Меня просто домой не пустят. А то и прикончат – на всякий случай.

– У вас что же, настолько боятся мутов?

– Не боятся. Следят за чистотой генофонда.

– Это одно и то же. Но разве можно за этим уследить? Вот ты – ты ушел далеко от дома – где гарантии, что ты вернешься генетически?

– Нет таких гарантий. Я попадал в радиоактивные пятна и в Поля Смерти, меня травили ядами и обжигали черт знает какой химией. И без того мало шансов, что мне разрешат вернуться в Кремль.

– Строго у вас.

– Да уж не без этого. Зато мы выжили и сохранили наши знания и реликвии посреди враждебного окружения. Наш народ – самый сильный в округе, у нас мощная крепость, и, видишь, – я, сын моего народа, добрался сюда.

– Звучит здорово, – признала Пророчица. – А что, если я тебе скажу, что симбиоз, как ты говоришь, с Алатырем очищает твой ДНК, восстанавливает и исправляет его?

– Исправляет? – с сомнением произнес Книжник. Подкинул в ладони горячий камень. – Что значит – исправляет? И чем это отличается от мутации?

– А разве у вас, в Кремле, не вмешиваются в человеческий генофонд? – поинтересовался Герцог. – Что ты мне рассказывал про Д-ген у ваших ратников?

– Верно, – неохотно признал Книжник. – Но там поработали наши лучшие ученые. А здесь – какой-то безмозглый камень. Да и кто вам сказал, что он именно улучшает гены – а не создает у вас ложное ощущение желаемого?

– Так считает Алхимик, – тихо сказал Герцог. – И у нас нет оснований ему не доверять.

Книжник внимательно поглядел на Герцога, на Пророчицу. Сказал:

– Неплохо бы поболтать с этим Алхимиком. Сдается, он любопытный собеседник.

– Многие хотели бы с ним поболтать, – отозвался Герцог. – Да только он никого не желает видеть. И Вольные охотно оберегают его покой.

– Так что, – снова заговорила Пророчица, – ты готов?

Книжник нервно сжал в кулаке камень. Решение уже зрело, когда его окликнул зычный голос Зигфрида:

– Ну что вы там с краю шепчетесь? Идите сюда!

Книжник пронзительно поглядел в глаза юной Пророчицы, произнес:

– Мне надо подумать.

Но кусочек удивительного янтаря отдавать не стал. Просто направился к воину, которого уже обступили эти странные псевдодети, именовавшие себя амберами. Впрочем, сбиться с толку было легко: они ничем не отличались от детей настоящих, в том числе наивно-забавными манерами, открытостью и свежестью взглядов, молодой непосредственностью. Если Герцог и Пророчица не врали, эксперимент Алхимика удался полностью.

Из задумчивости его вывел голос Зигфрида. Тот как раз прорывался из «окружения» благодарных слушателей.

– А это и есть тот самый Книжник, – сообщил воин, выходя вперед и ненавязчиво подталкивая вечно юных амберов к нему. Хитро подмигнул Книжнику. – Поспрашивайте его, о чем я рассказывал. Он куда больше моего знает.

Книжник недовольно зыркнул на Зигфрида – тот, видать, решил ловко скинуть на него всю эту любознательную толпу. Вест в ответ лишь довольно усмехнулся и технично срулил куда-то вместе с Тридцать Третьим.

Книжник уж подумал, что основательно и надолго застрял в этой огромной учебной аудитории. Но его спас Герцог:

– Ну, все, пора и честь знать! Гости у нас голодные. Духовная пища – после.

Не очень-то приятно есть, когда тебя разглядывают, как какое-то диковинное животное. Даже за столом семинарист чувствовал себя в прицеле десятков глаз – ничем не лучше, чем какой-нибудь экзотический мут в клетке. Прямо перед ним сидел какой-то тощий паренек лет четырнадцати – пятнадцати, настолько лохматый, что казалось, у него на голове – гнездо стальной сколопендры. Он разглядывал гостя из далеких краев с таким непосредственным любопытством, что иной раз не попадал ложкой себе в рот.