Хроника смертельной весны - Юлия Терехова

— Считай, я этого не слышал, — отмахнулся Чумак. — Беги, парень…

— Потом Жуков припомнил название этого «исторического общества» — именно «Il vettore». Но больше мы о нем не слышали.

— Кражу раскрыли? — деловито спросил майор.

— Представь себе, раскрыли. Я пообщался с информаторами и один из них дал зацепку на местного квартирного вора — Барсукова Глеба, погоняло, как ты догадываешься, «Барсук». Так вот, Барсука задержали спустя неделю на одной малине, пьяного в хлам. Протрезвев, он сдал барыгу, у которого мы похищенное и обнаружили.

— Дай-ка угадаю. Все, кроме копья.

— Именно! Копье словно испарилось. Доказательств того, что его увез синьор Росси нет, допросить его, естественно, у нас не было никакой возможности, и народному пришлось распрощаться с экспонатом навсегда.

— А Интерпол?

— Забыл, какое время было? Какой Интерпол! Все контакты с подобными спецслужбами сводились до минимума, а Жуков — все-таки птица недостаточно высокого полета, чтобы его имущество объявлять в международный розыск. Так и сгинуло это дохоко.

— Батоно[167], это все конечно, интересно, но как насчет отпуска? — осторожно поинтересовался майор.

— Две недели. Сегодня позвоню в посольство. И ни слова больше, а то и того не дам!

Виктор по-строевому повернулся и покинул кабинет. Только, когда он оказался за дверью, его рот невольно расплылся в озорной улыбке — две недели — ровно в два раза больше, чем он рассчитывал выцыганить у Лежавы. Нужно быстро накатать заявление и подмахнуть у полковника — пока тот не передумал…

…Но — хочешь рассмешить Бога, поведай ему о своих планах. Истинность этой поговорки Виктор оценил на следующее утро, когда, придя на работу и пролистывая сводку происшествий, понял, что отпуска ему не видать еще долго.

И вновь — Быково. Кто бы мог представить, что всего спустя три месяца он вновь окажется в том проклятом доме. Когда он подъехал к воротам, они оказались закрыты. Коттедж был оцеплен и на территорию его впустили, только тщательно проверив документы. Дальше дело пошло лучше.

— Вызов поступил в 23.45, — рассказывал знакомый старлей. — Хозяин дома вернулся со службы из города. У прислуги вчера был выходной. Ворота на дистанционном управлении. Машина заехала во двор, в доме было темно, свет не горел. Водитель сразу отправился в дом для прислуги — он там ночует, если приходится оставаться у хозяина.

— Водитель тот же, что и три месяца назад? — спросил майор для порядка.

— Как вы догадались? — удивился старлей. — После того случая всю прислугу сменили, и водителя тоже. Предварительно взяли подписку о неразглашении и выкинули вон с выходным пособием. Так что у Грушина новый водила. Букин Юрий Викторович, 1985 года рождения, не судим, холост, без вредных привычек.

— Ясно. Итак, водитель отправился в дом для прислуги.

— Да. Хозяин отпер дверь, зашел в дом. Кухарка оставила ему еду в микроволновке. Он поел, выпил водочки для расслабления…

— Понятное дело, — кивнул Глинский.

— Выпил, значит, водочки и отправился наверх, в спальню. Включил ночник и увидел раздолбанную стену. Мужика чуть кондрашка не хватила. А уж когда он в дыру заглянул… Трындец….

— Так они что, спали в комнате с незаделанной дырой?

— Да нет, спальню очень быстро привели в порядок, отремонтировали в лучшем виде.

— И все же — продолжали спать в комнате, где нашли два трупа? Старлей задумался — видимо, абсурд подобного поведения просто до сих пор не приходил ему в голову. Потом неохотно произнес:

— Выходит, так. Нервы у мужика железные.

— А у нее?.. У мадам Грушиной тоже нервы железные? Или ее просто спросить забыли, как она к этому относится?

— Скорее всего, — растерянно ответил старлей. — Гадость какая, до меня только теперь дошло.

— Да уж… Хозяина допросили?

— Ага, допросишь его, как же… Нас к нему даже не подпустили. Начальник отделения приехал, только с ним соизволил побеседовать.

— Однако, как кстати прислуги не оказалось дома, — заметил майор.

— Мне тоже так показалось, — согласился старлей. — Думаете, хозяин как-то в этом замешан?

— Выводы рано делать. Тело уже к нам отправили?

— Да, сразу же. Трасологи до сих пор работают. Дом огромный, пока все осмотрят…

Глинский кинул взгляд на часы — половина одиннадцатого.

— Где они?..

— В подвале, — сказал старлей и добавил: — Пойдемте, я покажу. Трасологи были свои, с Петровки. Виктор коротко поздоровался с ними и спросил:

— Есть что интересное?

— Обычный набор отпечатков, — ответили ему. — В дом проникли скорее всего, разбив на кухне окно. Шарахнули чем-то тяжелым, металлической трубой или ломом — грубая работа. Видимо, злоумышленники не стремились работать тихо. Хотя обставлено как ограбление, и кое-что пропало.

— Что именно?

— Вот, читай, — и Виктору вручили список.

«Перстень с бриллиантом 1.25 карата, серьги шпинель с бриллиантами, жемчужное колье, наличные деньги в сумме 120 тысяч рублей».

— Значит, все же ограбление? И убийство произошло случайно?

Разве мог майор представить, разговаривая с улыбчивой силиконовой Маней, что ее постигнет почти такая же страшная участь, как и чету Гавриловых. О нет, ее смерть не могла быть просто случайностью. Скорее всего, грабеж — просто прикрытие.

— Ценности лежали в сейфе?

— Нет, по словам господина Грушина, драгоценности подобного рода жена хранила в комоде, а деньги в сумочке, вернее, в кошельке.

— Сто двадцать тысяч в кошельке? — поразился майор.

— Грушин оставил жене «на хозяйство». Прислуге заплатить.

— И на сколько это человек?

— Горничная, кухарка, садовник и дворецкий. Следовательно, на четверых.

— Так-так… Предположим, что дом все-таки собирались ограбить. Предположим также, что преступник или преступники неопытные и поэтому не позаботились о тишине. Тогда получается, что хозяйка их застукала, и они ее убили.

— Нет, исключено.

— Что так? — майор сам был в этом уверен, но ему хотелось, чтобы кто-то еще высказал подобную идею.

— Исходя из того, как ее убили.

— Кстати, как?

— А вот здесь и начинается самое интересное. Ее удавили шнурком.

— Что?

— Грушину удавили шнурком от ботинка ее мужа.

— Черт подери!

Именно так была убита Ясмин Гаврилова. Александр Гаврилов, ее муж, задушил несчастную шнурком от собственных ботинок, дабы избавить от страданий.