Ужас на поле для гольфа - Сибери Куинн

– Parbleu, мсье l’avoué[89], – отвечал де Гранден, иронично улыбаясь, – я бывал – как вы, американцы, это называете, – в передрягах, а не сидел в книжках. А теперь не будете ли вы так любезны рассказать о нашей беспримерной миссии…

И он приподнял вопросительно брови.

– Быть может, это прозвучит глупо для человека с вашими талантами, – адвокат протянул нам через стол коробку с сигарами, – но чтобы приступить сразу к сути вопроса, скажу, что мой клиент хочет продать дом.

– Да? И вы, наверное, хотите, чтобы мы стали беспримерными агентами по недвижимости, – бесстрастно произнес де Гранден.

– Не совсем, – адвокат не улыбнулся. – Все не так просто. Видите ли, Редгэйблз – одно из самых замечательных мест во всем озерном крае. Он расположен в центре горного массива; прекрасные виды; почти три тысячи акров земли; все удобства идеальной усадьбы или, если хотите, курорта. Обычно такое имение стоит от трехсот до четырехсот тысяч долларов. К сожалению, Редгэйблз обладает одним недостатком – и это сводит рыночную стоимость практически к нулю: там водятся привидения.

– Так вот в чем дело! – де Гранден выпрямился в кресле и устремил свой острый взгляд на адвоката. – Parbleu, нет такого ужасающего привидения, с которым Жюль де Гранден не справился бы за двести тысяч франков! Рассказывайте, друг мой, я сгораю от любопытства.

– Дом был построен около семидесяти пяти лет назад, – начал тот. – Тогда эта часть штата Нью-Йорк напоминала пустыню. Джон Аглинберри, сын сэра Руфуса Аглинберри и двоюродный дед моего клиента, был его создателем. Он взялся ниоткуда, словно с неба свалился, и выстроил на наших холмах что-то вроде английского замка – словно спрятался от всего мира.

В молодости он служил в Индии в британской армии и был замешан в громком скандале: он ушел к гази[90], влюбившись в местную девушку, и собирался жениться на ней. Это вызвало переполох. Родственники использовали все связи, чтобы лишить его жалованья, уволить со службы и вернуть в Англию. Думаю, условия ему создали тяжелые, но он не дрогнул. Потом, внезапно унаследовав целую кучу денег от тетки, старой девы, он собрался и приехал в Америку, построил в лесу великолепный дом и жил в нем как отшельник до конца своих дней.

Семья девушки отнеслась к этой истории, кажется, не лучше, чем родственники Аглинберри. Что-то загадочное случилось с девушкой еще до отъезда Джона – он, я думаю, не оставил бы ее, невзирая ни на что.

Так или иначе, счастье покинуло семейство Аглинберри. Оба младших брата Джона переехали в Америку, поселились в Нью-Йорке и работали, пока он не умер. Они получили свои законные доли в наследстве, но это не принесло им ничего хорошего. Ни один из них не смог прижиться в поместье. Продажа также была невозможна. Что-то чертовски неприятное – заметьте, я не говорю про привидения! – мешало им.

Мой клиент – молодой Джон Аглинберри, внучатый племянник создателя усадьбы и последний из рода. Он не имеет ни цента за душой – исключая, конечно, потенциальную ценность Редгэйблз.

Такова ситуация, господа. Молодой человек, наследственный баронет (если он поедет в Англию возвращать себе титул) беден как церковная мышь, обладает полумиллионным состоянием и не имеет возможности обратить его даже в десять центов наличными. Нужно доказать, что это место – не владение дьявола, и восстановить доброе имя Редгэйблз. Теперь вы понимаете, почему мы готовы заплатить вознаграждение в десять тысяч долларов.

– Tiens, мсье, – воскликнул де Гранден, поспешно загасив сигару. – Мы попусту тратим время! Мне не терпится изгнать привидение из владений вашего достойнейшего клиента и получить десять тысяч долларов. Morbleu, это дело мне по сердцу! Когда же мы начнем избавлять очаровательное поместье от призрачных арендаторов?

Джон Аглинберри, дружески улыбаясь, встретил нас на вокзале в пяти милях от Редгэйблз и крепко пожал нам руки.

– Очень хорошо, господа, что вы прибыли сюда и вселили в меня надежду! – говорил он, сопровождая нас по платформе и помогая уложить пожитки в кузов потрепанного «форда», видавшего когда-то лучшие дни. – Господин Селфридж позвонил мне вчера утром, и я поспешил сюда, чтобы как-то обустроиться. Вы вряд ли нашли бы кого-нибудь, желающего подвезти вас до имения – все боятся его как бешеной собаки.

– Но, мсье, – заинтересовался де Гранден, – вы хотите сказать, что побывали в доме сегодня утром?

– Ага, и вчера вечером тоже, – ответил наш хозяин. – Приехал на дневном поезде и наводил порядок.

– И ничего не видели, не чувствовали, не слышали? – настойчиво допытывался де Гранден.

– Нет, конечно, – нетерпеливо сказал молодой человек. – Нет тут ничего, что можно видеть, чувствовать или слышать, кроме обычных весенних лесных звуков. В поместье нет ничего дурного, господа. Просто глупые сплетни создали лучшей усадьбе в округе худшую славу. Вот почему мы с господином Селфриджем и хотим получить свидетельство от столь авторитетных особ. Одно ваше слово перевесит досужие разговоры местных жителей на десять лет вперед.

Де Гранден улыбнулся и шепнул мне: «Он признает наш авторитет, друг мой. Мы должны действовать очень быстро, чтобы успеть за нашей репутацией».

Разговор на этом закончился: мы прибыли к нашему будущему жилищу. Старший Аглинберри не пожалел денег для воспроизведения здесь, на Адирондаке[91], фрагмента Англии. Высокие каменные стены, увитые плющом, окружали парк; широкая гравиевая дорога вела от больших железных ворот сквозь кедровую аллею к двухэтажному особняку в стиле времен Тюдоров с черепицей из красного кедра, по которой поместье и получило свое название[92].

Внутри дом соответствовал внешнему облику. Широкий зал, вымощенный камнем, был обшит панелями орехового дерева и укреплен тесаными кедровыми потолочными балками и плитами. Камин, шириной, пожалуй, с ворота гаража небольшого пригородного коттеджа, размещался на северной стене. Вверх к резной балюстраде тянулись витые лестницы. Единственная живопись – портрет старшего Джона Аглинберри, висел на затененной стене напротив лестницы.

– Но, мсье, это удивительно! – воскликнул де Гранден, рассматривая портрет. – Вы так похожи на своего деда! Вас даже можно принять за его сына – pardieu! – а уж если вас одеть в такие же одежды – так будет один к одному!

– Да, сходство есть, – улыбнулся молодой Аглинберри. – Бедный дядя Джон, так мрачно смотрит! Будто только что похоронил всех своих друзей и теперь сам собрался к гробовщику!

Француз укоризненно покачал головой в ответ на шутку молодого человека.