Водоворот - Фруде Гранхус

Она так никогда и не выяснила, что именно узнал Эдмунд о том осеннем дне, когда у них отрезали электричество. Спросить она не решалась. Ее уже наказали, и никакие объяснения не смогут заглушить страх или повернуть вспять то, что произошло.

Она снова написала Тее, объяснила, что Эдмунд прятал от нее письма, и попросила прислать письмо на адрес местного магазинчика, с владельцем которого заранее договорилась. Тот без сомнений согласился стать посредником между двумя подругами.

В результате об этом знала вся деревня.

Она с волнением заходила в магазин, но прошла неделя, потом другая, и Андреа подумала, что потеряла Тею навсегда. Лишь через четыре недели после того, как она отправила свое письмо, владелец магазина окликнул ее. Широко улыбаясь, он помахал белым конвертом. Она не смогла дождаться, пока вернется домой, зашла в булочную, закрылась в туалете и прочла семь страниц, написанных убористым почерком. Письмо написала не Тея, а ее сиделка. Тея прощалась с подругой и с жизнью. У нее был рак. Она умирала. Ее оставалось жить в лучшем случае несколько недель. Андреа почувствовала, что в тот момент, когда она читала эти строки, Теи уже не было в живых. Она заплакала, не в силах остановить поток слез. Лишь когда кто-то потянул за ручку двери, она нашла в себе силы собраться. Прочитав письмо еще раз, Андреа разорвала его на мелкие кусочки и смыла в унитаз. Эдмунд никогда об этом не узнает.

Она жила только силой воли. Вставала по утрам ради детей, не задумываясь, хлопотала с утра до вечера по хозяйству, жадно впитывая редкие моменты радости. То Хайди делала небольшие успехи, то Конрад удивлял ее своим пытливым умом, то ей самой удавалось улизнуть, спрятав куклу у себя под одеждой. Так как кукол стало уже довольно много, никто не замечал, что иногда она возвращалась с другой игрушкой. Конечно, иногда дети обнаруживали, что какой-то из кукол нет. Она смотрела, как они ищут, ругаются друг на друга, потом снова уходила и, возвращаясь, оставляла ее за стулом или на скамье.

Эдмунд в основном занимался охотой. Может быть, потому, что все еще мог нажимать на курок своими скрюченными пальцами, а может быть, просто потому, что ему нравилось. А ей приходилось свежевать животных. Андреа думала, что скоро в горах вокруг Бергланда кончатся птицы и животные, но, к большому удивлению, в самодельные силки Эдмунда раз за разом попадалось разное зверье. Особенно удивлялся этому Конрад. Он рос очень чувствительным ребенком и проливал скупые мальчишечьи слезы даже над убитой мухой. Его целью было спасти все, что может ползать и летать, всех насекомых и животных, от этого жестокого, опасного мира. Конрад, защитник слабых, трогательно заботился о Хайди и Линее, особенно о младшей, за нее он готов был пройти огонь и воду.

Он, конечно, знал, что отец ходит на охоту, а мать свежует дичь, но Андреа всегда следила за тем, чтобы он случайно не наткнулся на мертвых животных. Она боялась, что впечатление оставит неизгладимый след. Так что, когда однажды он прибежал домой возбужденный и зашептал ей что-то приглушенным голосом, чтобы отец не услышал, она сразу поняла, что случится беда. Конрад нашел заблудившегося раненого лисенка и сделал для него нору в скале неподалеку. Андреа попыталась объяснить ему, что зверю место в природе, уговаривала сына вернуть его туда, где он его нашел, но Конрад не сдавался, даже несмотря на ее угрозы. Она никогда не видела его таким, казалось, все добрые силы в его маленьком теле объединились и поддерживали его убежденность. И Андреа, вспомнив пустой взгляд мертвых животных, которых она свежевала, сдалась. Первые две недели все было хорошо, но однажды утром глухой звук вырвал ее из мира грез. В доме было тихо. Слишком тихо. Андреа обернулась, Эдмунда в постели не было. Она все поняла. Выкрикивая его имя, она вскочила с кровати и бросилась вниз по лестнице. Лисенок лежал в луже крови. Рядом стоял Эдмунд, довольно улыбаясь.

– Что ты делаешь? – закричала она, но самодовольная улыбка не сошла с его лица.

Она бросилась к кровавой тушке и вдруг остановилась в пяти метрах. Лисенок был мертв, безвозвратно. Андреа почувствовала пронзительный взгляд на свой спине и оглянулась. Конрад застыл в дверях. Ни всхлипов, ни криков, никакой реакции – бескровное лицо окаменело от ужаса. Казалось, время остановилось. Никто не говорил ни слова, все замерли. Она присела на колени перед ним, стараясь заслонить своей спиной мертвого лисенка. Приказала Хайди и Линее зайти в дом. Обе девочки уставились на зверька, явно не понимая, что в нем особенного. Андреа крепко обняла сына. Она отвела его в дом, усадила на диван и прижала к себе так сильно, как только могла. Он не отвечал на утешение. Конрад сбежал в свой мир, и она последовала за ним, ускользнула в пустую темноту, где ничто уже не имело значения. Андреа заметила, что Хайди почувствовала эти перемены, увидела, что дочь не понимает, как вести себя в этих обстоятельствах, но у нее больше не было сил, ей хотелось только покоя, уснуть и никогда больше не просыпаться. И она заснула и проспала весь день и всю ночь, проснулась только в середине следующего дня. Внизу слышались голоса. Эдмунд и Хайди. Она лежала, впитывая в себя атмосферу домашнего мира. Может быть, ощущение было ложным, но в тот момент ей стало легче. Когда она смогла подняться, то почувствовала, что вчерашняя трагедия немного отступила. Но Андреа не знала, что через несколько недель Эдмунд примет судьбоносное решение.

Никлас сидел один на кухне за столом. Весь день он провел в больнице Трумсё – они сдавали анализы. Им уже сообщили, что группа крови совпала, теперь предстояло прожить несколько дней в ожидании результата анализа на соответствие тканей. От мысли, что придется пожертвовать почкой, Никласу все время было не по себе, но до сих пор ему удавалось воспринимать ситуацию отстраненно: подобное развитие событий казалось слишком ужасным, чтобы стать реальностью. Но после поездки в больницу вся ситуация стала слишком реальной, убежать от нее уже не получалось. От одной мысли о будущей операции ему становилось плохо. И еще хуже – от своего собственного отношения. Карианне так стойко переносила свою болезнь, так старалась оградить его от страданий. Она не должна была видеть, как ему страшно, она вполне заслужила светлое будущее без угрызений совести. Весь день у нее было особенно хорошее настроение. Они, наконец, начали процесс, и от этого ей стало легче. Не успели они войти в дом, как пришла еще одна радостная весть. Звонил отец, чтобы сообщить, что он восстал из мертвых, почти как Лазарь, и сегодня смог даже немного пройтись по комнате. Что-то мешало Никласу радоваться этому известию. Рейнхард ему нравился, но интуиция подсказывала, что жертвенность превратилась у него в потребность контролировать все вокруг. История о том, как он использовал свое влияние, чтобы заполучить для дочери место в колледже, звучала трогательно и невинно. И ведь особого дара убеждения не понадобилось – всем жаль тяжело больного ребенка. Но Рейнхард не смог отпустить поводок, даже когда Кари-анне выросла и выздоровела. Брошюры о прелестях загородной жизни, звонки о домах, которые сдаются, и объявление о вакансии – все это дело рук Рейнхарда. А может, и внезапная болезнь. Последний предлог, чтобы заманить дочь на север. Теперь, когда он убедился, что они приехали навсегда, ему становилось лучше. Никласу не нравилось так думать, возможно, он был несправедлив к Рейнхарду. Но все-таки искренне обрадоваться он не мог. Складывалась вполне определенная картина.