Водоворот - Фруде Гранхус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У нас, как правило, очень много дел…
– И даже ты, – затуманенный взгляд упал на Никласа.
– Мне жаль, – строго говоря, сожалеть было не о чем, но Никлас все-таки чувствовал угрызения совести.
– Мы не смогли бы отыскать ее быстрее, – сказал Линд спокойно.
– Кто-нибудь мог начать с другой стороны.
– Думаю, Линея хотела бы, чтобы ты успокоился, Конрад. Не стоит мучиться, представляя, что можно было сделать по-другому.
– Я болен, – на сером измученном лице проступили слезы.
– Отдохни, Конрад.
Бродяга потрогал свое плечо.
– Каждый удар лопатой многие годы впивался вот сюда.
Никлас почувствовал, как к горлу подкатывает комок. Жертвенность Бродяги достигла предела.
– Покажи плечо врачу. Я могу позвонить…
Тот покачал головой.
– Линее было больно? – усталые мутные глаза заволокли слезы.
– Она ничего не почувствовала, – вмешался Никлас, вовсе не потому, что знал наверняка. Просто ему хотелось хоть как-то утешить несчастного брата.
– Я очень боюсь, что ей было больно.
– Она потеряла сознание и умерла без боли, Конрад. Поверь! – Линд ободряюще похлопал его по плечу. – Хочешь, я отвезу тебя домой?
Бродяга медленно кивнул. Похоже, силы у него кончились, тяжело ступая, он побрел к выходу.
Никласу показалось, что к запаху пота и грязи добавилось что-то еще.
Линд достал ключи от машины.
– Бедняга.
– Сколько ему было лет? – спросил Никлас.
– Шестнадцать или семнадцать. Я думаю, он и не жил после ее исчезновения.
Когда они уехали, Никлас вдруг понял, что за запах он почувствовал. Запах старого человека. Старого и умирающего.
* * *
Карианне сидела за столом на кухне, вокруг валялись газеты и полупустые банки с краской. Рядом лежала засохшая кисть. Никлас видел, что жена плакала и сделала все возможное, чтобы он этого не заметил.
– Извини, что так поздно, – он звонил ей чуть раньше, чтобы рассказать, что случилось.
– Я тоже недавно пришла. Приближается конец месяца – надо отчеты делать.
– Все сойдется?
Она усмехнулась:
– Как всегда.
Никлас замерз и устал, больше всего ему хотелось залезть под горячий душ и лечь спать, но он присел рядом с женой.
– Тебе здесь нравится?
Она ответила не сразу.
– Я хорошо знаю свою работу. Коллеги хорошо ко мне относятся, хотя настроение, понятное дело, невеселое.
– Они говорят о ней?
– Об Эллен Стеен? Конечно. И притом именно со мной, потому что знают, что ты мой муж.
– И что ты о ней думаешь?
Она испытующе взглянула на него.
– Я что, засланный казачок? Они говорят, в основном, о том, что случилось, а не лично о ней. Но я пока не наткнулась на какие-либо темные стороны, если ты это имел в виду.
– Именно это я и имел в виду.
Он отодвинул стул и встал.
– Никлас?
Он остановился, чувствуя, что сейчас выяснится, почему жена плакала.
– Надо сдать анализы. Если ты не подойдешь, мне придется встать в очередь и ждать донора. После Рождества придется начать диализ, а к лету…
Внезапно ему стало стыдно. За то, что пожалел для любимой почку, за то, что она заметила его сомнения. Он снова сел.
– Я готов сдать анализы в любой момент.
– Завтра я еду к врачу.
Об этом он забыл.
– Я поеду с тобой.
– После работы?
– Обойдутся без меня.
– Уверен?
– Да.
Она улыбнулась, смущенно, полуулыбкой.
– Я собиралась красить, но… что-то расклеилась.
Он встал, поднял ее со стула и крепко обнял. В этот момент Никлас понял, что готов. Готов отдать часть себя ради нее.
Карианне первой пошла в душ, а Никлас решил еще раз спуститься в подвал. Он еще не рассказывал жене о мальчике, который вырос в этом доме, и о том, в чем его подозревают. Ей и так хватало забот. Он спускался на цыпочках, потому что не хотел, чтобы у Карианне возникли вопросы. Никлас открыл дверь в запечатанную комнату, и ему показалось, что сами стены кричат от боли. Здесь сидел мальчик, одинокий, обиженный, он убивал время, делая зарубки на бревне. То, как была заперта дверь, навело Никласа на мысль, что заколачивали ее в ярости, кто-то явно хотел, чтобы она закрылась навсегда. Может быть, это сделал сам Эвен. Поднимаясь по лестнице, Никлас услышал звонок мобильного. В трубке раздался голос Линда.
– Звонили из больницы в Трумсё, – по голосу было слышно, что тот взволнован. – Похоже, Эллен Стеен скоро очнется. Она начала бредить, и сестра смогла разобрать пару слов. Она уверена, что та прошептала «царапающие когти».
Он бил ее сильнее, чем когда-либо раньше, вкладывая всю свою ненависть в каждый удар, стремясь сделать больно. Она не знала, сколько прошло времени – полминуты или, может быть, пять минут. Внезапно безумие кончилось. И только его тяжелое свистящее дыхание заглушало стук ее сердца.
– Шлюха, – сказал он и ушел. Приступ ярости иссяк.
Нестерпимая боль захлестнула ее, но она смогла забраться в ванну. Вода сразу же стала красной от струящейся крови из раны на подбородке. Представив, как она сидит в розовой воде, Андреа задрожала, рыдания эхом отразились от стен комнаты.
– Мама? – Конрад видел, что произошло, и наступившая тишина его напугала.
Она поняла, что должна быть сильной ради детей, но тело продолжали сотрясать рыдания.
– Мама, ты здесь?
– Мама купается, – слова прерывались от всхлипов.
– Тебе больно?
От того, что он попытался ее утешить, приласкать, слезы полились сильнее. Она плакала от того, что родила детей в этом мире, полном злобы и нужды. Плакала от того, что им приходится жить с таким отцом, как Эдмунд.
Конрад оставил ее в покое, понял, что ей нужно время, чтобы прийти в себя. Ей даже удалось заставить себя мыслить разумно.
Она включила воду, прекрасно понимая, заметь Эдмунд, что нагреватель пуст, он снова разозлится. Андреа потянулась за полотенцем, но ребра как будто сжали тисками. Жадно ловя ртом воздух, она села обратно. Потихоньку она выбиралась из ванной, с каждым разом боль становилась все сильнее, и она снова замирала. Мысль о том, что за детьми уже час никто не смотрит, заставила ее сделать еще одну попытку, взревев от боли, Андреа выбралась на пол. Она стояла, согнувшись, боль пульсировала в ребрах. Некоторые наверняка были сломаны, и она поняла, что несколько дней не сможет заботиться о детях. От отчаяния в глазах у нее потемнело, и она опустилась на пол. Падая, Андреа услышала, как открылась входная дверь, чьи-то ноги сбивали снег с сапог, а потом голос Эдмунда позвал ее. Перед тем, как потерять сознание, она заметила, что тот звучал заискивающе, ласково. Она обрадовалась. За детей.