Пари с маркизом - Лора Ли Гурк

– Вы сумасшедший.

Вполне вероятно, но Николас не понимал, почему этот вид безумия считается чем-то дурным. Он хотел ласкать ее, доставлять ей удовольствие до тех пор, пока Белинда окончательно не сдастся, но боялся, что, если чуть ослабит хватку, она вырвется и умчится со скоростью пули, поэтому решил попытаться убедить ее словами.

– Я хочу тебя, Белинда, прямо здесь, прямо сейчас. Хочу с того, самого первого дня. Даже когда ты мерила меня презрительным взглядом, будто я самый отвратительный человек на свете, я тебя хотел. Что еще я могу сказать? Готов понести наказание.

– Вы несете чепуху.

– Нет, – выдохнул Николас. – Никакой чепухи. Это желание.

– В том-то и дело! – вскричала она, изогнулась, вывернулась, откатилась в сторону и оказалась далеко от него, прежде чем он успел хотя бы сесть. – Это похоть, и больше ничего!

Его тело пылало огнем, и Николас просто не мог спорить на эту тему. Собственно, он вообще ни о чем не мог сейчас спорить, потому что мысли были в полнейшем беспорядке. Сердце колотилось как бешеное, кровь неслась по жилам, мужское достоинство ныло, а мозги просто куда-то исчезли.

Николас согнул ноги, уперся локтями в колени, подпер голову ладонями, глубоко дыша и пытаясь обрести хоть какое-то подобие контроля над мятежным телом.

– Что, черт возьми, плохого в похоти? – пробормотал он. Ничего более умного Николас сейчас сказать не мог.

Услышав шелест юбок, маркиз поднял голову и увидел, что Белинда вскочила на ноги.

– Это не любовь, – задыхаясь, воскликнула она. – Вот что в ней плохого!

– Любовь?

Николас, по-прежнему обуреваемый желанием, в замешательстве потряс головой, пытаясь уловить смысл в том, что казалось полной бессмыслицей.

– Да, любовь! Я понимаю, что для вас это не имеет никакого значения – ни при занятиях любовью, ни в женитьбе, ни в чем другом. – Белинда замолчала и наклонилась, подбирая шлейф платья. – Собственно говоря, – добавила она, распрямившись и перекинув шлейф через руку, – я не уверена, что вы вообще знаете, что такое любовь.

Это несправедливое обвинение подействовало на Николаса, как спичка, поднесенная к пороху, взорвав и без того пылающие чувства.

– Думаете, я не знаю, что такое любовь? – Он вскочил на ноги. В душе разгорался гнев, гася желание. – Верите или нет, но однажды я любил. Признаюсь, лишь однажды, но зато я чертовски хорошо знаю, что такое любовь. Она была у меня в руках, но я ее потерял.

Николас никогда и ни с кем не говорил о Кэтлин, но сейчас ничего не мог с собой поделать, потому что слова Белинды превращали в насмешку то, что он чувствовал когда-то давно, а этого допустить было невозможно.

– Полагаю, я очень походил на вас. Встретил любовь всей моей жизни, думал, что она идеал – красивая и порядочная. Как и вы, я не испытывал никаких сомнений, не имел никаких опасений, вопросов. Погрузился в восторженное блаженство. Оно захватило меня и заставило думать, что в этом мире возможно все. И да, – добавил он, хотя слова обжигали язык словно кислота, – как и вы, я и сейчас помню то глубокое, горькое разочарование, постигшее меня, когда я понял, что меня-то не любили. Когда узнал, что для моей возлюбленной деньги были куда важнее, чем я сам. Когда выяснил, что все имеет свою цену. Моя любимая, чтобы вы знали, стоила десять тысяч фунтов. Именно столько отец заплатил женщине, которую я любил, чтобы она бросила меня и исчезла навсегда. Так что не надо говорить, что я ничего не знаю о любви, – я слишком хорошо знаю, что она такое. И еще знаю, каково ее терять.

Белинда прижала ладонь к груди, глаза ее расширились от потрясения.

– Ваш отец откупился от девушки, которую вы любили?

Николасу казалось, что он тонет, задыхается от воспоминаний, неутоленного желания и собственного гнева.

– Ее звали Кэтлин Шонесси. Она была ирландка, католичка и бедная, а ее отец арендовал ферму в поместье Лэнсдауна в графстве Килдэр. Я познакомился с ней, когда в мои девятнадцать лет приехал туда на лето. Был слишком юн и глуп, чтобы понять – девушке вроде нее никогда не позволят выйти замуж за будущего герцога Лэнсдауна.

– И что произошло?

– Сначала он постарался разлучить нас с Кэтлин, призвав меня из Ирландии домой, до того как закончились каникулы. Продержал в поместье всю осень, да еще пытался подсунуть мне красивую и соответствующую его требованиям девушку.

– Леди Элизабет Мэйфилд.

– Да. Разумеется, мы с Элизабет уже были знакомы. Она дальняя родственница, и наши семьи всегда считали, что мы станем супругами. Когда и это не заставило меня отвернуться от Кэтлин, он разыграл целое представление – домашний прием, случайную встречу в оранжерее, Элизабет, кинувшуюся мне на шею, ее мать, вошедшую в самый подходящий момент, – все было безупречно рассчитано. – Николас горько рассмеялся. – Сегодня вечером мне на какой-то миг по-настоящему показалось, что история повторяется, да только Лэнсдаун никогда не выбрал бы американку.

– Николас, вы же не думаете… – Белинда осеклась и покачала головой. – Нет, Розали в жизни бы не сочинила такую интригу, чтобы поймать вас в ловушку.

– Нет. Еще до того как появились вы, я догадался, что Розали, ослепленная придуманной страстью, просто потеряла голову. Но появись тут вместо вас ее мать, я бы мог и поменять мнение.

– А как же вы узнали, что за той историей стоял ваш отец?

– Элизабет толком не умеет врать. Она не выдержала и призналась, что все это придумал и устроил Лэнсдаун. Они, понимаете ли, считали, что я поступлю благородно, но я наотрез отказался соответствовать их представлениям. И когда его план провалился, он отправился к Кэтлин и попросил ее назвать цену. Она сделала это.

Николас посмотрел на Белинду с усмешкой.

– Теперь вы знаете правду – откуда у меня такие требования к будущей жене. Мне просто нужна женщина, которую возненавидит мой отец. Достаточно богатая, чтобы обеспечить нам обоим безбедную жизнь. Да, но при этом она должна быть настолько состоятельна, настолько неприлично богата, чтобы Лэнсдаун не сумел подкупить ее.

– Значит, ваш выбор жены будет основываться только на тех критериях, что сильнее всего разозлят и возмутят его?

– Чертовски верно. Оставив меня без денег, он заявил, что вернет мой доход только в случае, если я женюсь, но девушка должна даже в мелочах соответствовать его точным требованиям. Это для него типично. Он считает себя хозяином всего, чем владеет, и контролирует все и всех.

– И вам никогда не приходило в голову изменить это?

– Как?

– Поговорить с ним, протянуть оливковую ветвь…

– Оливковую ветвь? – Николас засмеялся, но смех получился таким жестким и неприятным, что оба поморщились. – Вы не понимаете. Чтобы сделать это, я должен стать для него существом из плоти и крови, а это невозможно. Я для него не сын, а всего лишь средство достижения того, чего он хочет. А я отказываюсь играть по его правилам.