Я – Джек-Потрошитель? - Александр Чернов

По коньку я добрался примерно до середины крыши. Я знал, что легко можно проломить хрупкий шифер и загреметь на чердак, поэтому, спускаясь по скату, осторожно ступал по большим шляпкам гвоздей, которыми шифер крепился к стропилам. Наконец я достиг цели — нависшего над балконом козырька. Прямоугольная площадка завибрировала, едва я ступил на нее. Ощущение было такое, будто стою на облаке, но это не остановило меня.

Я вытащил веревку, привязал ее к штырю невысокой ограды, что шла вдоль кромки крыши, к другому концу прицепил сумку и сбросил вниз. Глянул — сумка раскачивалась ниже верхнего края балкончика. Охватив веревку руками, подергал — держится крепко. Потом лег на живот и спустил ноги в бездну. Пятиэтажная пропасть парализовала тело, но я пересилил себя, сполз с козырька и с дико бьющимися сердцем стал спускаться. К счастью, спуск был недолгим, и вскоре кончики кроссовок коснулись перил. Я качнулся, отпустил веревку и спрыгнул на балкон.

Я не удивился тому, что дверь и рядом с ней окно оказались закрытыми, достал из сумки арматуру, вставил ее расплющенным концом между косяком и дверью и надавил. После небольшого усилия нижний шпингалет отскочил. Под ногами валялся ящик. Я встал на него и точно так же поступил с верхним концом двери. Входя в квартиру, усмехнулся: пора менять карьеру журналиста на карьеру профессионального взломщика.

Провел рукой по стене, нащупал выключатель и включил свет. Все здесь оставалось на тех же местах, что и в последний раз. Сантиметр за сантиметром я перевернул квартиру вверх дном. Мои труды не пропали даром. В ванной комнате за висячим пластмассовым шкафчиком я обнаружил папку с документами, а под ванной — одежду в пятнах крови.

Я все оставил на своих местах, вернулся на балкон, но выбираться обратно тем же путем, каким попал сюда, не рискнул. Чтобы утром свисавший конец веревки не привлек внимания соседей, закинул его на крышу, потом подошел к входной двери, отодвинул защелку замка и выглянул наружу.

В подъеме было непривычно темно. Это обеспокоило меня. Конечно, можно было переночевать в чужой квартире, но сама мысль остаться здесь до утра показалась мне противной. Я пошире открыл дверь и ступил на лестничную клетку.

Неожиданно двери двух соседних квартир распахнулись, меня ослепил мощный луч фонаря и одновременно я почувствовал сильнейший удар по голове. Я рухнул на грязный кафельный пол. Сухо щелкнули наручники, в подъезде вспыхнул свет и снизу раздался топот бегущих ног:

— Все в порядке! — крикнул кто-то надо мной. — Мы его взяли!

На улице мне подготовили достойную встречу. До сей поры пустынное пространство между домами, будто по мановению волшебной палочки заполнилось машинами и людьми. Их количества хватило бы на то, чтобы разогнать небольшую демонстрацию. Среди встречающих я успел заметить нескольких человек в шлемах, бронежилетах, со щитами и дубинками в руках, а также майора Хвостова. Два "гренадера" с бездушными лицами провели меня под руки сквозь враждебно настроенную толпу и затолкали в стоявший наготове фургон. Машина доставила меня в "Городское Управление Внутренних Дел".

Гренадеры сволокли меня в подвал с одной-единственной лампочкой посередине и потащили в конец длинного коридора, правая сторона которого была железобетонной, а левая состояла из сплошной решетки и штук десяти камер за ней. Хотя я был спокоен и податлив, как мешок, набитый соломой, сопровождавшие лица все время встряхивали меня и приговаривали: "Спокойно, парень, спокойно!"

Под внешне респектабельным зданием ГУВД, оказывается, скрываются казематы. Никогда бы не подумал!

Дежурный старшина отпер предпоследнюю дверь, конвоиры сняли с меня наручники, впихнули в камеру и, пообещав завтра с утра переправить в городскую тюрьму, ушли. Клетка захлопнулась — я остался один в тесной комнате с запахом вокзального туалета. Когда глаза привыкли к темноте, огляделся. Почти с порога начинался топчан, он занимал две трети камеры. В углу стоял большой мусорный бак вместо унитаза, — оттуда и шло зловоние. Под самым потолком — маленькое окошко с решеткой, но без стекол, выходящее в каменный мешок; сквозь него виднелся кусочек звездного неба. Потолок и стены камеры были покрыты мелкими бетонными сосульками, о которые легко можно было раскроить себе череп, к услугам тех, кто задумал покончить жизнь самоубийством. А так ничего, жить можно.

Я растянулся на липких от грязи нарах с намерением обдумать свое положение, но мне мешали сосредоточиться клопы и дикий холод. Когда я сообщил старшине о неудобствах, он рассмеялся мне в лицо.

— Ну что ты, парень, жалуешься?! — оскалил милиционер щербатый рот. — Я тебе двойные решетки на окна поставил, а ты мерзнешь!.. А клопы! Нет, меня не кусают! — Он плюнул через железные прутья прямо мне на носок кроссовки и, хохоча, отошел от камеры.

Я тоже плюнул вслед, заправил куртку в штаны и отвернулся к стене.

Зычный голос старшины и лязг открываемых дверей возвестили об утреннем подъеме в изоляторе временного заключения.

В камеру заглядывало раннее утро. На душе было муторно, все тело зудело, хотелось курить, но сигареты у меня изъяли вместе с остальными предметами, поэтому рассчитывать на пару хороших затяжек не приходилось.

Я сел на нарах и расстегнул брюки. Дорожка из кровоточащих бугорков обвивала талию. Почему-то клопы больше всего покусали именно там. Я почесался и снова растянулся на досках, уставившись на решетку с тупым равнодушием каторжанина.

Мимо моей камеры, по коридору, двое алкашей пронесли мусорный бак, держа его за ручки с обеих сторон, как амфору. С противоположного конца изолятора раздавались команды старшины, переругивание и глупый похмельный смех. Слышался и чей-то вульгарный женский голос.

Под полом Городского Управления Внутренних Дел жизнь шла своим чередом — начиналась уборка.

Вскоре старшину сменил сержант с бесформенной массой вместо лица и двумя бусинками глаз. Он бросал в мою сторону взгляды укротителя, но камеру обходил стороной. Потом пришла медсестра с белым медицинским чемоданчиком и ящиком с пробирками. Она расположилась в медпунктте по другую сторону коридора. Сержант поочередно водил туда временно задержанных за вчерашний день — у них брали кровь на RW и СПИД.

Кровь у меня девушка взяла прямо в камере. Она такая чистая, белая, с воздушной, как у одуванчика, прической, почудилась мне ангелом, случайно залетевшим в преисподнюю. Она проколола мне палец и оставила ватку, пахнущую спиртом. Ею я протер сладострастно зудевшие укусы.

В последующие два часа ничего интересного не происходило, разве что приезжала моя мать, но свидания не разрешили, и она передала мне амуницию пятнадцатисуточника: телогрейку, шапку-ушанку и сапоги.

Наконец пришли два здоровеньких конвоира, но не вчерашние, напялили на меня наручники и извлекли из подвала.

В оживленном вестибюле я ослеп от изобилия солнечных лучей и задохнулся от потока свежего воздуха. Красота! Есть в жизни маленькие радости, которые начинаешь ценить после лишений. В спину толкнули. Проходя мимо зеркала, я глянул на себя и ужаснулся: вид "бомжа", доставленного с городской помойки.