Плохая девочка - Елена Сокол

— Ты уж прости, я не знаток изысканных блюд. — Продолжает смущаться мать Кая.

— Нет-нет, все в порядке. — Уверяю я.

Она в задумчивости отходит к плите.

— Я хотела спросить. — Подаю я голос через минуту.

— Да? — Рита оборачивается.

— А кто такая Оливия?

— Не поняла. — Лицо женщины кажется невозмутимым.

— Кай сказал, это его одноклассница…

— А, ты про нее. — Она кивает. — Да, помнится, была девочка с таким именем. Оливия Ярвинен, кажется. Если честно, я не помню всех его одноклассников: не до этого мне было, много работала. Но с той девочкой случилось несчастье, весь город тогда шумел.

— А что случилось?

— Умерла. Замерзла ночью в лесу. — Рита пожимает плечами.

Кажется, что ей действительно не известно ничего особенного об этой девушке.

— И больше Кай ничего не рассказывал? — Хмурюсь я, отпивая из чашки.

— Нет. — Задумывается она. И, помедлив, добавляет: — Помнится, я тогда спросила его, не из его ли класса погибшая девочка, а он отмахнулся и ответил, что да, но нечего, дескать, ночью по лесу шляться. — Рита кивает самой себе. — Да, так и было. А что?

— Да ничего. — Отмахиваюсь я. — Он упомянул ее вчера в разговоре, и мне стало интересно.

— Ох, что касается девчонок, то тут мой сын тебе не пример! — Взмахивает полотенцем женщина. — Сегодня одна, завтра другая, а уж сколько их в школе у него было… не счесть!

— Я помню Оливию. — Вдруг произносит Лео. — В газетах тогда ничего особо не писали, но соседка сказала, что знает ее семью, и девочка была набожной. Кто ж теперь разберет, из-за чего она оказалась одна в лесу?

— Действительно.

* * *

После ужина я вызываюсь отнести бабушке в комнату ее порцию лепешек с соусом. Мы пьем с ней ароматный травяной чай, сидя у окна, и я долго слушаю забавные истории из детства Харри.

— Он бы не бросил семью. — Засыпая в кресле-качалке бормочет Хелена.

Я помогаю ей надеть на ноги носки и укрываю теплым пледом. Хвостик устраивается на ее коленях и начинает мурлыкать.

— Не бросил бы, если бы не та. Харри всегда любил сына.

— Я знаю. — Говорю, сжимая ее запястье.

Ее слова кажутся бессвязными, бабушка устала.

— Он тоже хотел немного счастья. — Шепчет она.

Ее морщинистая ладонь замирает на спинке кота.

— Спи, бабуль. — Киваю я.

Ее веки смежаются. На них дрожат тени ветвей, склонившихся прямо к окну.

— И мальчика не забывал. Не верил.

— Да. Да. — Шепчу я, поглаживая ее плечо.

Котенок так и остается спать на ее коленях, поэтому я не закрываю плотно дверь: оставляю ему щель, чтобы не мяукал, если захочет уйти. Поднимаюсь к себе, переодеваюсь в пижаму и достаю учебники. Но в голову так ничего и не идет.

Устроившись у ноутбука, забиваю в поисковик «Оливия Ярвинен». Из подходящих ответов попадается лишь маленькая газетная заметка в «Вестнике Сампо». На снимке юная светловолосая девчушка с большими синими глазами и блеклыми веснушками по всем лицу. Ее смущенная улыбка делает ее похожей на ангела.

«Тело обнаружено группой волонтеров, среди которых ее лучшая подруга Анна», «никаких видимых причин», «долгое воздействие низких температур», «неизвестно, что заставило ее» — в статье лишь сухие фразы, да горстка предположений. Школьница действительно ушла вечером поздней осенью в лес, а утром не вернулась домой. Ее обнаружили уже мертвой.

— Так зачем же ты наговариваешь на себя, Кай? — Тихо произношу я, хотя, знаю, что в соседней комнате его нет.

В этот вечер я ложусь спать, прислушиваясь к звукам и ожидая услышать его шаги. Но Кай не приходит — ни через час, ни через два. Утром его комната опять оказывается пустой.

* * *

В пятницу после занятий мы втроем — Ник, Алина и я — лежим на новых пологих скамейках в университетском дворике.

— Тот, кто придумал эти штуки, знал толк в развлечениях. — Улыбается подруга, подставляя осеннему солнышку свои золотистые веснушки.

— Это вряд ли. — Ворчит Ник, оглаживая пальцами покатые своды скамеек-лежаков. — Они как будто созданы для занятий сексом, так для чего их устанавливать у всех на виду? Неужели, нельзя было воткнуть куда-нибудь меж деревьев, где можно укрыться от посторонних глаз?

— Да где ж здесь укроешься? — Фыркает Алина, бросая на него взгляд. — Разве что в дождливые дни! Посмотри, в парк высыпала добрая половина универа!

Ник лежит, изогнув спину на манер Бьонсе, позирующей для обложки глянца в свете софитов. Ему плевать, что происходит вокруг.

Я переворачиваюсь на живот и оглядываю университетский парк. Народа действительно тьма: никто не хочет упускать последние теплые деньки, все наслаждаются теплым ветром и ласковым солнцем.

— Лежать здесь с вами — просто преступление! — Стонет Алина. — Мне нужен красавчик, которым можно укрыться, как одеялом.

— Закрой глаза и представь, что он здесь. — Говорит Ник, прихватывая ее за бедро и подтягивая к себе.

— Да милый, да! — Томно шепчет подруга.

— Сделаем это прямо при всех? — Шлепает ее Ник. — Ах, ты развратница!

Алина скидывает с себя его руки, я смеюсь. А затем машу рукой Максу, который появляется на дорожке.

— Привет! — Он отделяется от компании парней, подходит ближе и садится рядом со мной на край скамьи. — Привет, ребят! — Здоровается с моими друзьями.

Я сажусь.

— А, это ты. — Алина открывает один глаз, чтобы бросить взгляд на Лернера. — Привет. Сделай хоть что-нибудь, чтобы она оторвалась от книжек. — И тычет меня локтем в бок. — Умоляю!

Макс улыбается. Наклоняется и целует меня в щеку.

Эти предатели мычат, изображая не то умиление, не то внезапно нахлынувший оргазм.

— Прекратите! — Стону я.

— Это мило. — Смеется Макс. — У тебя веселые друзья.

— Они прикалываются, не обращай внимания.

— Это, вправду, мило. — Парень кладет свою ладонь на мою, поднимает взгляд и внимательно смотрит на меня. Очевидно, ждет реакции. Мне его прикосновение приятно, поэтому я смущенно улыбаюсь. Тогда он переплетает наши пальцы. — Готовишься? — Стреляет глазами в сторону открытого учебника, лежащего на скамье.

Ветер перебирает его страницы.

— Да, — я закрываю книжку, — скоро вступительные на интенсив. Не забыл?

— Ты пройдешь, я знаю. — Заверяет Макс.

— У меня есть твои подсказки, но я все равно переживаю.

Между нашими лицами не такое уж большое расстояние, чтобы не волноваться, если ему вдруг захочется поцеловать меня в губы, поэтому я ерзаю на сидении. Хорошо, что мы здесь не одни.