Хроники Нордланда. Пепел розы - Н. Свидрицкая

испуганного и униженного, ей станет легче. Определившись, она успокоилась – по крайней мере, заставила себя считать так. И пошла к Гансу, который складывал за амбаром летний очаг, чтобы варить на нем еду животным.

В его глазах, обращённых к ней, Мария увидела отблеск лунного волшебства. Словно сама луна взглянула на нее! Сморгнув, Мария решила, что ей уже чудится неизвестно, что, и спросила:

– Ганс, ты умеешь сражаться?

Тот вновь взглянул на нее, удивленно, пожал плечами. Мария уже отлично понимала и его взгляды, и жесты, и поняла, что – умеет, но не понимает, зачем это ей. Сказала, волнуясь:

– Не удивляйся. Ты знаешь, кто я, и что со мной было. Не в полной мере, но знаешь. С вами я в безопасности, но сама себя я все равно ощущаю зависимой и беззащитной. Я хочу уметь постоять за себя… И хочу кое-кого убить. Всегда хотела. А сейчас – больше, чем когда-либо.

Мария не знала этого, но луна плескалась и в ее потемневших глазах. Ганс чуть усмехнулся, кивнул и указал ей на верстак. И Мария опять его прекрасно поняла: он имел в виду, что что-то сделает для нее. Ей хотелось бы начать немедленно, но пусть так. Тяжелые и гневные мысли кружились в голове нескончаемым хороводом. Даже о ребенке ей думать было больно. Что с ним будет, – думала она, – если когда-нибудь, по какому-нибудь злому капризу судьбы, он узнает, кем была и что делала его мать? Что будет с ним?! Она видела и чувствовала, как больно Гэбриэлу думать о матери, помнить то, что Хозяин сделал с ней – Мария не знала, что ИМЕННО, но она знала Сады Мечты. И именно сейчас она поняла, что пока живы те, кто унижал и истязал ее, она никогда не сможет быть спокойна за своего ребенка и за себя. Жизнь жестока и любит пошутить самым непредсказуемым и невероятным образом, а еще – она за все заставляет платить, и так, что самый толстокожий рано или поздно вполне ощутит расплату. Она не виновата – говорит ей Гэбриэл. Но разве, по большому счету, он – виноват?.. Он считал, что да, Мария, любя его, простила ему все и уверена была, что нет. Но и он платил. По злой прихоти ты бросил камень, или от незнания, из шалости или даже нечаянно – собирать его придется все равно.

Вернувшись домой, Мария надеялась успокоиться, отгородившись от луны и ее волшебного мучительного света, будоражащих запахов и звуков, привычным и до сих пор чудесным и добрым домашним уютом. У не нужной никому, одинокой измученной девочки появился дом, и это такое чудо, – напомнила Мария себе, – что с ним не идут ни в какое сравнение все семь чудес света, читая о которых, она так мечтала увидеть их хоть одним глазком! Читая, она ощущала себя равной с героями книг, зачарованной принцессой, прекрасной дамой, королевной… Но почему сегодня она с такой мучительной ясностью вдруг ощущает, до чего она им не ровня на самом деле?! Что за день сегодня такой, что с нею?! Тильда была еще в Хефлинуэлле – шьет приданое невесте Гэбриэла. В книгах свадьба главных героев была венцом всех событий, всех их усилий, тягот, которые им приходилось преодолевать, приключений, которые они переживали, всех страданий и опасностей. А вот о ней, – подумалось девушке, – никто не напишет книгу. Потому, что о позоре, насилии и одиночестве не захочется ни писать, ни читать… И так ей стало горько, так жалко себя, что она бессильно опустилась на стул и, закрыв лицо руками, разрыдалась.

– Ну, и что мы плачем так горько? – Раздался рядом до дрожи любимый голос. Мария вздрогнула и помотала головой. Как бесшумно они с братом ходят! Только запах ясеневого сока и выдает их присутствие, пока они молчат.

– Это луна. – Успокаивающе сказал Гарет. Мария уже научилась различать их голоса: в голосе Гарета всегда звучала улыбка, пока он не злился или не становился герцогом. – Сегодня Великая Ночь, луна танцует в небе и заражает кровь своим безумием. Я тоже сам не свой. Тоже плакать хочется, вся моя жизнь кажется такой бессмысленной, что хоть волком вой.

– Ваша?! – Изумилась Мария, отнимая руки от лица и изумленно уставившись на него. Гарет вновь с нежностью подумал о том, насколько она искренна и безыскусна. Ни одна из его знакомых женщин после таких рыданий даже мельком увидеть свое лицо ему бы не позволила! А Мария и не думает об этом, глядя на него изумленно и возмущенно. «У тебя нос опух и покраснел. – С усмешкой подумал он, но не сказал. – И глаза почернели, и губы расплылись… А я наглядеться на тебя не могу. Это любовь!».

– Вы герцог! – Напомнила Мария, – вы… от вас так много зависит! Ваша жизнь такая важная, самая важная на свете!

– На самом деле я никто, Мария. – Гарет так поразил ее этими словами, что она дышать на какое-то время забыла. – Я герцог, ты права… И как герцог, я скорее символ, чем живой человек. Я для всех и ни для кого. Обычно, – он усмехнулся, – меня все устраивает, я как-то сросся с этим, живу, даже доволен всем. Но в такую ночь накатывает порой так, что дышать невозможно… Ничего. Завтра это пройдет. Ты снова станешь прекрасной счастливой девушкой, а я – довольным собой и своей жизнью повесой, у которого есть герцогская корона, куча золота, подданных, зараза-брат, лучший в мире отец и прочие чудесные и важные штуки. – Он взял ее руки. – Что, порыдаем вместе, или, может, пойдем, посмотрим эльфийский фейерверк?..

Они вышли в сумерки, теплые, звонкие, тревожные и живые. И мгновенно окунулись в лунный свет, словно тот был вещественным, как воздух. Слегка золотистая, безупречно круглая, сияющая, луна смотрела на них и улыбалась. По крайней мере, им обоим казалось в этот миг, что они и в самом деле видят на лунном диске женское лицо, которое улыбается им загадочной улыбкой, – эту улыбку сто лет спустя воплотит на своем полотне гениальный итальянец. Но, чувствуя теплую руку Гарета, Мария больше не боялась. И луна казалась ей прекрасной и доброй, а вовсе не жуткой.

– Там музыка! – Воскликнула она, повернувшись в сторону Гранствилла. – Слышите?!

– Конечно. Можно было бы пойти в Эльфийский квартал, нас туда пустят. Но…

– Но? – Напряженно взглянула она на него. Гарет не знал, как сказать. Там сейчас любят – все, везде. На берегах Эльфийского пруда, на виду у всех, на лужайках, на клумбах… Что она будет там