Золушки - Кристина Ульсон

— Я тоже очень рад, — шепнул он, лаская ее грудь, и поцеловал женщину в плечо. — Ты действительно даешь мне все, что нужно!

Когда Елена очнулась, в квартире было темно. Лежа на спине, она открыла глаза, точнее, один глаз — второй совсем заплыл. Не успела она удивиться этому, как все тело пронзила невыносимая боль. Боль билась изнутри и окружала ее снаружи, не оставляя ни малейшей лазейки, текла сквозь тело, заставляя его корчиться в судорогах. Елена попробовала повернуться на бок, но запекшаяся на спине кровь пристала к простыне и засохла.

Девушка почти сразу перестала сдерживать рыдания: она знала, что Мужчины нет дома — он всегда уходит после того, как ее «наставит».

Слезы хлынули по щекам.

Если бы он только дал ей договорить, если бы он выслушал и не стал тут же набрасываться на нее…

Настоящее безумие…

Такого с Еленой еще не случалось. «Как он мог», — думала она и рыдала, уткнувшись в грязную подушку.

Вообще-то ей не разрешалось так думать. Она не должна была ставить под сомнение действия Мужчины, таковы правила игры. Если он «наставлял» ее, то всегда ради ее же блага. Если она этого не понимает, то их отношения обречены. Он же сто раз ей об этом говорил!

Но все-таки…

Жизнь Елены сложилась так, что постепенно она потеряла веру в себя и в людей вообще. Она осталась одна, потому что сама виновата — вот почему она с благодарностью и любовью относилась к Мужчине, что бы он себе ни позволял.

Однако у девушки все же остались душевные силы, которые Мужчина уничтожить не успел. Да он и не собирался: если бы он полностью лишил ее силы воли, то она не смогла бы стать достойной соратницей в борьбе, которая им предстояла.

Елена лежала на кровати в одиночестве, абсолютно голая, избитая и израненная, но именно остатки силы воли помогли ей ощутить соленый привкус протеста. В юности все ее существо состояло из одного протеста — но они с Мужчиной сделали все для того, чтобы она забыла о тех временах. Мужчина постарался стереть эти воспоминания из ее памяти и внушил ей, что такого рода протест унизителен. Он объяснил ей это в первый вечер, подобрав на панели, сказал, что можно жить по-другому, и если она хочет и не боится, то он поможет ей.

Хочет?! Да Елена просто мечтала об этом!

Но путь к совершенству, которое обещал ей Мужчина, оказался куда длиннее, чем она полагала. Куда длиннее и болезненнее: болело все тело, а тяжелее всего ей приходилось, когда он начинал прижигать ее спичками. Он, конечно, делал это нечасто, только в самом начале их знакомства, и вот теперь это случилось снова!

Елену затрясло в лихорадке. Она едва могла вздохнуть из-за боли в ребрах, а об ожогах даже думать не хотелось — жгучая боль сводила девушку с ума.

В отчаянии она подумала: мне нужна помощь! Мне срочно нужна помощь!

Неимоверным усилием воли она выбралась из кровати и медленно поползла к двери. Обращаться за медицинской помощью тоже против правил, но на этот раз она была уверена, что умрет, если не обратится к врачу.

Рано или поздно Мужчина всегда возвращался домой и оказывал ей помощь. Однако на этот раз Елена не могла ждать — силы стремительно покидали ее.

Только бы доползти до входной двери…

Елену постепенно охватывала паника — это ведь предательство, как оно повлияет на их отношения с Мужчиной?! Что у нее останется, если Он бросит ее?

Мужчина никогда не простит ей, если она самовольно выйдет из квартиры в таком состоянии! Он найдет ее и убьет!

Время, в отчаянии думала Елена, стоя на коленях и дрожащими пальцами хватаясь за ручку двери, — мне нужно время, чтобы подумать.

Кривясь от боли, она попыталась поднять другую руку и открыть замок. Сначала замок, потом дверь, а потом сознание девушки затуманилось, дверь открылась, и Елена ничком упала на мраморный пол лестничной площадки.

* * *

На следующий день Алекс отправил Фредрику в Упсалу допросить бывшую подругу Сары Себастиансон, Марию Блумгрен, с которой они вместе учились на литературных курсах в Умео, а затем в одиночестве сел за письменный стол с чашкой кофе.

Впоследствии Алекс долго пытался понять, в какой момент это дело словно превратилось в дикого зверя, который, ставя в тупик всю следственную группу, упрямо и недвусмысленно давал понять — он сам выбирает, в какую сторону двигаться. Казалось, дело зажило собственной жизнью, подчиненной единственному желанию: запутать и сбить с толку следователей.

«Не пытайся мной управлять, — нашептывало оно Алексу, — даже не пытайся руководить мной!»

Алекс замер в офисном кресле. Ему удалось поспать всего несколько часов, но он ощущал необыкновенный прилив энергии. К тому же в душе комиссара бушевал всепоглощающий гнев. До чего нагло действует убийца: отправить посылку с волосами матери ребенка, подкинуть труп на парковку перед огромной больницей, да еще и позвонить врачам, чтобы те поскорее обнаружили тело, — и при этом ухитриться не оставить после себя ни единой улики! По крайней мере, ничего, что бы могло помочь вычислить его, например отпечатки пальцев.

— Людей-невидимок не существует в природе, все допускают промахи! — ворчал себе под нос Алекс, набирая номер Центра судебно-медицинской экспертизы в Сольне.

Ему ответил на удивление молодой голос. В представлении Алекса опытному врачу должно быть никак не меньше пятидесяти, поэтому комиссар всегда пугался, когда приходилось работать с молодежью.

Однако вопреки его опасениям патологоанатом оказался очень компетентным и говорил на понятном полицейскому языке — этого вполне достаточно, решил Алекс.

Соня Лундин из Умео оказалась права: Лилиан Себастиансон умерла от отравления, точнее — от передозировки инсулина. Инсулин ввели в шею с помощью шприца.

От изумления у Алекса даже ярость поутихла.

— Никогда с таким не сталкивался, — невесело продолжал врач. — Однако это эффективный, и, если можно так выразиться, клинический способ лишить человека жизни. Жертва не испытывает страданий.

— Она была в сознании, когда ей сделали укол?

— Сложно сказать, — с сомнением в голосе сказал патологоанатом. — В крови обнаружены следы морфия, убийца пытался усмирить ее. Но я не поручусь, что она была без сознания, когда ей сделали смертельную инъекцию… Сложно сказать, почему убийца захотел ввести яд именно в голову или шею, — продолжал он. — Концентрация столь высока, что убила бы девочку даже при уколе в руку или ногу.

— Думаете, он врач? Убийца-то? — осторожно спросил Алекс.

— Вряд ли, — коротко ответил собеседник. — Укол сделан скорее непрофессионалом. И к тому же зачем было пытаться делать укол именно в голову? Это скорее похоже на какой-то символический акт!