Одиннадцать минут - Пауло Коэльо

Ей всегда хотелось сделать это. Но не хватало главного –времени. Ни с первым ее возлюбленным, ни с тем, кто лишил ее невинности. Ни сарабом, заплатившим тысячу франков и, вероятно, ожидавшим больше, чем она могладать, хоть и этой тысячи не хватило, чтобы купить то, чего хотелось и о чеммечталось. Ни со всеми прочими, бесчисленными мужчинами, прошедшими через еетело, думавшими почти всегда только о себе и очень редко – о ней: потому ли,что они исполняли какие-то давние романтические мечты, потому ли, чтоповиновались инстинкту, или потому, что слышали – именно так ведут себяистинные мужчины, а поступающий иначе не достоин зваться им.

Она вспоминает про свой дневник. Ей все надоело, онаподгоняет томительно ползущие недели, остающиеся до отъезда, до возвращения, ипотому отдается этому мужчине, ибо здесь посверкивает искорка ее собственнойпотаенной любви. Первородный грех – не в том, что Ева отведала запретный плод,а в том, что поняла – Адам должен разделить с ней то, что она попробовала. Евабоялась идти своей стезей одна, без помощи и поддержки, и потому хотеларазделить с кем-нибудь то, что чувствовала.

Но есть на свете такое, что не делится. Но не надо боятьсяокеанской пучины, в которую погружаемся мы по доброй воле, – страх портитигру. Человек проходит через преисподнюю, чтобы осознать это. Будем любить другдруга, но не станем пытаться владеть друг другом.

Я люблю этого сидящего передо мной мужчину, потому что он непринадлежит мне, а я – ему. Мы свободно отдаемся друг другу, и я буду повторятьдесятки, сотни, тысячи раз – повторять до тех пор, пока сама не поверю собственнымсловам.

Она задумывается на миг о других проститутках. Думает оматери, о подругах. Все они уверены, что мужчине не нужно ничего, кроме этиходиннадцати минут чистого секса, и за них выкладывает он огромные деньги. Ноэто не так; мужчина, в сущности, ничем не отличается от женщины: ему тоже нужновстретить кого-то и обрести смысл жизни.

Как было с ее матерью – как вела она себя? Притворялась, чтополучает наслаждение? Или в бразильском захолустье до сих пор наслаждение дляженщины считается делом запретным? Как мало знает Мария о жизни и о любви, носейчас, когда глаза ее завязаны, когда все время, сколько ни есть его в мире,принадлежит ей, она отыщет источник и корень, и все начнется там и так, где икак она захочет начать.

Прикосновение. Она забывает проституток и клиентов, отца имать, она теперь – в кромешной тьме. Целый день провела она в поисках того, чтомогла бы дать человеку, вернувшему ей достоинство, заставившему ее понять, чтостремление к радости важнее, чем необходимость страдать.

Мне хотелось бы, чтобы он обрел счастье научить менячему-нибудь новому, подобно тому, как вчера он объяснил мне, что такоестрадание, что такое уличные проститутки и проститутки священные. Я видела: емудоставляет счастье учить меня чему-нибудь, вести и наставлять. Мне хотелось бызнать, как приближаются к плоти перед тем, как приблизиться к душе, к соитию, коргазму.

Протянув руку перед собой, она просит, чтобы и он сделал также. Сегодня ночью, слышится ее шепот, на этой ничейной полосе отеля я хочу,чтобы он открыл и нашел грань между мной и миром. Она просит его прикоснуться кней, сделать так, чтобы он осязал ее, ибо плоть всегда поймет плоть, даже еслидуши не придут к согласию. Он дотрагивается до нее, она – до него, но, словносговорившись заранее, и он, и она избегают тех частей тела, где стремительнейвсего пробуждается сексуальная энергия.

Его пальцы ощупывают ее лицо, и она ощущает едва уловимыйзапах краски, навсегда въевшийся в кожу его рук, сколько бы тысяч и миллионовраз он их ни мыл: он с этим запахом родился, чтобы увидеть первое в жизнидерево, первый дом, чтобы запечатлеть их в своих снах. Должно быть, и ончувствует исходящий от ее пальцев запах, но какой именно – она не знает испрашивать не хочет, ибо в этот миг говорит лишь плоть, а прочее естьбезмолвие.

Она ласкает, и ласкают ее. Так можно провести целую ночь,ибо это доставляет наслаждение, которое вовсе не обязательно должно завершатьсясексом, думает она, и в этот самый миг, именно потому, что секс вовсе необязателен, ощущает в межножье влажное тепло. Придет миг, когда он дотронетсядо нее, ощутит и почувствует всю меру охватившего ее возбуждения – ей не данознать, хорошо это или плохо, так отзывается ее плоть, и нет необходимостиговорить: «Выше... ниже... помедленней... а теперь посильней...» Мужские рукитеперь прикасаются к ее подмышкам, и волоски на коже встают дыбом, и ей хочетсявырвать их – как сладостна, наверное, будет эта боль. И она гладит егоподмышки, ощущая под пальцами иную структуру – вероятно, это от многолетнего употреблениядезодоранта... Боже, о чем она думает? Она не должна думать. Должнаприкасаться, трогать – и ничего больше.

Его пальцы подкрадывающимися хищниками скользят вокруг еегрудей. Ей хотелось бы, чтобы пальцы двигались быстрей, чтобы дотронулись дососков, потому что мысль ее обгоняет его пальцы, но он, отгадывая, наверно, ееневысказанное желание, медлит и дразнит и длит наслаждение, и целая вечностьпроходит, прежде чем прикосновение наконец совершается. Соски напряглись, и ониграет с ними, отчего по коже бегут мурашки, и еще влажней и горячей становитсяв паху. Теперь его руки скользят по ее животу, расходятся в обе стороны, кбедрам, спускаются к икрам и ступням, поднимаются по внутренней стороне бедер,ощущают жар, но не приближаются, продолжая двигаться нежно и легко, словнопорхая, и чем легче эти прикосновения, тем сильнее они пьянят.

Она делает то же, едва-едва дотрагиваясь к самым кончикамволос, и тоже ощущает жар, исходящий от его члена, и, словно колдовским образомвернув себе невинность, словно впервые оказывается перед ней символ иного пола,она прикасается к нему. Но это нечестно, хочется воскликнуть ей: она ужеистекает, а он еще не обрел должной твердости, но, может быть, мужчине нужнобольше времени, чтобы возбудиться, кто их знает...

И она принимается ласкать его так, как это умеют делать лишьдевственницы, потому что искушенные проститутки – позабыли. Член отзывается наее прикосновения, напрягается, увеличивается и подрагивает под ее пальцами, иона медленно усиливает нажим, обхватывает его крепче, по наитию поняв, к какомуместу – внизу, а не вверху – надо прикоснуться, и оттягивает крайнюю плоть.Теперь он возбужден, очень возбужден и прикасается к губам ее влагалища – нопо-прежнему слишком бережно и осторожно, и она борется с желанием крикнуть«Сильней! Глубже!», попросить, чтобы ввел пальцы внутрь и вверх. Но он неделает этого, а, смочив пальцы ее же влагой, теми же кругообразными движениями,какими он заставил подняться ее соски, водит теперь вдоль клитора. Этот мужчиналаскает ее, как она сама.