Книга без переплета - Инна Гарина

— Как же так, — Овечкин обвел рассеянным взглядом комнату, мрачную, как и все в этом доме. — Здесь, конечно, ничего не найдешь… а булавка? Булавки тоже нет?

Фируза покачала головой.

— Нет. Разве что вот это…

И она указала на брошку, приколотую к своему платью.

— Ну-ка, ну-ка, — оживился Овечкин. — Покажите!

Недоумевая, Фируза отколола украшение и протянула ему. Овечкин тут же перевернул брошку и принялся внимательно изучать иглу замочка.

— Думаю, это подойдет. Вы разрешите мне подержать ее у себя некоторое время?

— Вы меня удивляете, Михаил Анатольевич. Конечно, разрешу. Но зачем она вам?

— Потом узнаете. Впрочем, это я так, на крайний случай. Будем надеяться до последнего. Вдруг возьмет да случится чудо…

— Не пугайте меня, Михаил Анатольевич, я и так уже боюсь дальше некуда. Вы что же, собираетесь заколоться этой брошкой, когда Хорас за нас возьмется? Так у вас ничего не выйдет — это я говорю вам как медсестра!

Овечкин тихо засмеялся и посмотрел на нее с бесконечно мягким выражением лица.

— Нет, конечно, что вы! Но я рад, что вы не теряете чувство юмора… рад, что вообще познакомился с вами. Хочу спросить — если вдруг… ну, вдруг все обойдется и все мы живыми и невредимыми вернемся по домам — вы позволите мне иногда видеться с вами, Фируза?

Она помедлила, прежде чем ответить.

— Чтобы было с кем поговорить о принцессе Май?

Михаил Анатольевич вздрогнул. Сам он теперь знал, что произошло с ним в тот миг, когда он впервые увидел принцессу — птица чатури открыла ему глаза. Знал, но не думал, что это так заметно…

— И поэтому тоже, — сказал он с усилием. — Но я думал о другом, признаться. Если все обойдется и Никса Маколей вернется в свою Таквалу, а принцесса — в Данелойн… Вы знаете, Фируза, я был совершенно одинок, еще совсем недавно. Мне так странно сегодня — не то что чувствовать, но сознавать, что столько людей вошло в мою жизнь за последнее время!.. Если позволите мне профессиональное сравнение — я смотрю сейчас на свою жизнь, как на книгу, у которой затерялся переплет… ни автор, ни заглавие не известны, и читаю я ее не с начала и оттого ничего не понимаю — кто я, что я, почему все это со мной происходит… И если она еще и оборвется на середине… мне так не хочется возвращаться к своему одиночеству! Я не смею просить вас стать моим другом, Фируза, но хоть иногда…

— Я сейчас разревусь, — сердито сказала девушка. — Вы этого хотите?

В доказательство она шмыгнула носом. В глазах Овечкина мелькнул искренний испуг, и Фируза, махнув на него рукой, отвернулась.

— Ладно, ладно, — сказала она со смешком, подозрительно похожим на всхлип, — я согласна стать вашим другом. И даже не иногда, а прямо каждый день!

— Благодарю вас! — с чувством сказал Овечкин. — Вы не представляете, как я рад, пусть вы и не серьезно это говорите!

— Чтоб мне провалиться, — Фируза вскочила на ноги и отошла от камина. — Я сейчас умру от вас, Михаил Анатольевич. И таким образом лично моя участь будет решена без всякого вмешательства темных сил! Пойду-ка я лучше спать. Лягу у принцессы. А вам придется прикорнуть где-нибудь тут, на коврике. Хорас, в отличие от Басуржицкого, нас с вами и за людей-то не считает… даже не подумал дать нам по комнате. А туда же — великий волшебник, могущественный дух!..

Выйдя из дому, Босоногий колдун, Де Вайле и Никса Маколей приблизились к той самой подворотне, возле которой молодой король впервые встретил Овечкина, принятого им за чародея. И вспомнив об этом, Никса невольно присвистнул. Так вот куда они едва не вошли в тот раз! Прямехонько в убежище Хораса. И если бы Михаил Анатольевич, перепугавшись с непривычки, не кинулся обратно, Бог знает, как могли на самом деле развернуться события…

Он покачал головой, и сердце его болезненно сжалось. Угодил-таки Овечкин к Хорасу…

Все трое вступили под арку, и колдуны приступили к таинственной работе по открыванию невидимых дверей. Со стороны это никак не выглядело — они просто стояли молча посреди подворотни с напряженными, сосредоточенными лицами. Никса ждал чуть в стороне, рассматривая открывавшийся по ту сторону арки маленький уютный дворик с детской площадкою посередине, обсаженной невысокими кустиками. Белая ночь заливала его своим холодным серебристым сиянием, и отчетливо виднелся в песочнице позабытый каким-то малышом совок.

И вдруг мирный вид этот подернулся странной плывущей завесой тумана и как будто медленно стек — в никуда. За полукружием арки так же медленно встал лес, одетый осенней листвою, над которым нависало сумеречно-грозовое небо…

Аркадий Степанович дернул Никсу за рукав.

— Быстрее…

И выйдя из оцепенения, король торопливо шагнул вслед за своими спутниками в этот лес.

Город исчез. Деревья окружили их со всех сторон.

Совсем неподалеку они расступались, открывая расчищенный участок, в центре которого высилось массивное здание из красного кирпича — крепость с квадратными башнями по всем четырем углам, с узкими окнами-бойницами, тяжелая и угрюмая, под стать грозовым небесам. В окрестностях не было видно ни одной живой души.

Они стояли и молча смотрели на это здание, и глухая, какая-то липкая тишина обступала их плотным облаком, ложась на сердце тяжестью и лишая воли и желания двигаться. Наконец Босоногий колдун встрепенулся, словно очнувшись, и озабоченно сказал:

— Удачно же мы вышли… да еще и встали тут столбами! Можно не сомневаться, что он нас уже рассмотрел и пересчитал.

Он оглянулся.

— Ба… а женщина-то оказалась сообразительнее меня!

Никса тоже оглянулся. Де Вайле рядом с ними не было.

— Где она?

— Кто же ее знает, — развел руками колдун. — Может, висит листочком на этом вот дереве. Молодец, ничего не скажешь. А я — шляпа. Ну к чему, скажите на милость, Хорасу знать, что вы тут не одни, ваше величество! Ох… ну, ладно, каяться поздно. Думаю я, мой юный друг, что нам имеет смысл разбить лагерь в этом лесочке да поразмыслить над своими дальнейшими действиями.

Никса Маколей бросил последний взгляд на убежище Хораса и решительно повернулся к нему спиной.

— Пойдемте.

Отошли они не слишком далеко, так что в просветах между жухлой листвою деревьев, отделявших их лагерь от врага, можно было разглядеть красный кирпич. Аркадий Степанович, поколдовав немного, соорудил из ничего палатку и попросил Никсу помочь установить ее.

— Времени у нас немного, — говорил он, выбирая местечко посуше. — Я полагаю, что этот любитель театральных эффектов и способ сражения предпочтет образцово-показательный. А посему нужны нам добрый конь, меч и доспехи. Это, впрочем, пустяки. Это я достану. Хуже другое. Я не сомневаюсь, милостивый государь, что драться вы умеете. Однако драка вам предстоит не простая, а с заковыкою, и дорого я дал бы, чтобы узнать, в чем эта заковыка заключается. Не зная, что ему нужно от вас, в качестве худшего варианта предположим следующее — он собирается вас убить. Допустим, причиной является кровная месть — ваш дедушка, как говорится, наступил на любимую мозоль его прадедушке. И все преимущества нынче на его стороне. Один талисман нейтрализует другой, и остается смертный человек против бессмертного духа, уязвимая плоть против не знающей истощения энергии. Посему полагаю я, что победа ваша будет зависеть не от умения владеть мечом, а от применения какой-нибудь хитрости. Каковую нам и надлежит сейчас придумать. А также от вашей осторожности и, я сказал бы даже, хладнокровия.