Музыка лунного света - Нина Георге

— Я ее любовник.

— Что? Да она же не ушла от Сержа!

— Он ей нравится.

— Но спит она с тобой.

— Это ей нравится еще больше.

— Слушай, неужели ты жизнь прожил и ничему не научился, Поль? Мужчин, которые преподносят себя как любовники, женщины серьезно не воспринимают. Поверь мне. Каждой женщине нужен мужчина, который сказал бы ей: «Ты нужна мне целиком, или давай расстанемся».

— Значит, ты теперь у нас в женщинах разбираешься? То-то я смотрю у тебя с Колетт не очень…

Поль не успел закончить фразу: во двор въехал Жанреми на мотоцикле.

— Ну вот оставь свой снисходительно-покровительственный тон и просвети его насчет женщин, Поль.

Жанреми поздоровался с приятелями и забрал мед, который отложил для него Симон и который нужен был ему для приготовления соусов, особенно любимых парижанами.

— Выпьешь сидра? — предложил Симон, пока Жанреми не сел на мотоцикл, но повар отмахнулся.

— Ты бы хотел стать любовником женщины, которую любишь? — спросил Симон у него из-за спины, словно из засады.

Жанреми перевел взгляд с Поля на Симона.

— Да ну, бред какой-то! Спать можно только с женщиной, которую не любишь, иначе свихнуться можно.

— Ты просто не знаешь жизни, мой юный друг. Вот доживешь до моих лет — и увидишь. Тогда и поймешь, что мужчина может все, если только захочет.

— Ага. Kenavo, — попрощался Жанреми и укатил на своем «триумфе».

Поль и Симон успели в «Ар Мор» к вечерним «Последним известиям». По понедельникам туристов в ресторане не было, и мадам Женевьев Эколлье позволила вынести телевизор на террасу. Жанреми еще не вернулся; она решила, что он бродит по рынкам в поисках подходящего товара.

— А ну не шумите! — одернул приятелей Симон.

— Пора бы тебе, друг, завести собственный телевизор, — предложил Поль. — Они уже пятьдесят лет существуют, им можно доверять.

— Слушайте, а это не Марианн? — показала на экран Сидони.

Симон схватил пульт и сделал звук погромче. Мадам Эколлье оставила бокалы, которые как раз тщательно протирала, а Лорин с метлой подошла поближе.

И вот Мариклод, Колетт, Сидони, Поль, Симон, Лорин и мадам Эколлье услышали голос диктора:

«Разыскивается Марианна Мессман, гражданка Германии. Шестидесятилетняя женщина страдает душевным заболеванием и нуждается во врачебной помощи. Ее муж Лотар Мессман в последний раз видел ее в одной из парижских больниц, откуда она предположительно бежала после двух попыток самоубийства».

Потом показали Лотара Мессмана, он что-то говорил по-немецки. Затем ведущий продолжал:

«Всякий, кто располагает информацией о ее местонахождении, может обратиться в любой полицейский участок или по телефону…»

Мадам Женевьев Эколлье отобрала у Симона пульт, с решительным видом нажала на кнопку и выключила телевизор.

— Нам не нужен этот номер, — заявила Женевьев.

— Но у нее же есть муж! — возразила Сидони.

— Да какой симпатичный… — промурлыкала Мариклод.

— Ну, сумасшедшей она мне не показалась, — поделился своим мнением Симон. — Разве что так, немножко… Как все мы…

— О том, чтобы сдать ее в полицию, не может быть и речи, — отрезал Поль. — Если она сбежала от мужа, значит были причины.

— А она ведь еще назвалась чужим именем. Сказала, что ее зовут Марианна Ланц! — припомнила Мариклод.

— Это ее девичья фамилия, — спокойно уточнила Колетт. — Она взяла себе девичью фамилию, когда оставила мужа.

На какое-то мгновение воцарилась тишина. Потом все наперебой загалдели:

— У нее же ничего при себе не было, кроме сумочки.

— Даже одежды.

— И денег не было. А вдруг он ее бил?

— А какая она была грустная, — вставила Лорин.

— Ну, так что нам делать? — спросила Сидони.

— Лучше всего позвонить на этот телеканал и…

— Вы что, забыли, что вы бретонцы? — перебила Женевьев Эколлье Мариклод.

Поль и Симон тут же синхронно сплюнули на пол.

— Alors, c’est tout![141] Забудем о полиции и о телефонных номерах.

Марианна замерла как вкопанная на пороге ванной, когда из комнаты донесся голос Лотара.

«Я люблю тебя, Марианна. Пожалуйста, сообщи мне, где ты. Даже если ты на меня обижена, мы как-нибудь во всем разберемся. А если ты меня не слышишь, мой ангел, просто позволь тебе помочь. Пожалуйста, дорогие французы, помогите мне найти мою любимую жену. Она не в себе, но я люблю ее, а она меня».

После этого ведущий стал переводить речь Лотара на французский.

Страдает душевным заболеванием. Нуждается во врачебной помощи. Боже мой! Это все из-за открытки, которую она послала Грете! Неужели так она себя выдала?

А Лотар-то какое представление устроил. Как будто тоскует и мучается по-настоящему. Но Марианна уже умела отличать искренность от фальши. Этому ее научил бретонский язык. Марианна не понимала слов, но безошибочно улавливала таящиеся за ними чувства.

А у Лотара за проникновенными речами не скрывалось ничего. «Я люблю тебя!» Он ни разу ей этого не говорил. А когда наконец произнес, будто выдал второсортную копию чувства — вроде поддельной сумочки от «Диор».

Торопливо вернувшись в комнату и даже не высушив волосы после душа, она увидела Янна: тот сидел на постели с ничего не выражающим лицом.

— У тебя есть муж.

Марианна не ответила. Ей надо было побыстрее собраться. Как можно быстрее. Потертый коричневый кожаный чемодан, который она нашла в гардеробе на антресоли, легко открылся. Марианна стала поспешно засовывать туда свою одежду, изразец и остальные вещи.

— Он тебя любит?

— Не знаю.

Она быстро натянула штаны и свитер и спрятала влажные волосы под беретом.

— Куда ты? К нему?

Марианна не ответила. У нее не было ответов на эти вопросы; она знала лишь, что отсюда надо бежать. Прочь от Янна, от которого она скрыла, кто она и откуда; которому не нашла в себе силы сказать, что она всего лишь старушка из Целле, бесцветная и ничем не примечательная, и что не такую он заслуживает.

Она внушала ему, что свободна, но это было не так.

— Марианн, пожалуйста. Mon amour…

Она прижала указательный палец к его красивым, изящно изогнутым губам. Как он смотрел на нее, без очков, в ярких лучах вечернего солнца!.. Боже мой, только что они занимались любовью, страстно, исполненные жадного вожделения. Только что робко взглядывали друг на друга, ведь в резком свете дня было понятно, что они оба уже не молоды, что они пожилые. Но их чувства остались молодыми, в них жили их прежние желания.