Страсть и блаженство - Ева Ховард

— А я очень желаю, чтобы у меня была власть уволить васза отсутствие такта и неприкрытую грубость! — заявил он.

Хоуп то бледнела, то краснела. Вдруг она тоже разозлилась.Хоуп уже хотела ответить колкостью, но из ее глаз хлынули слезы, и онаотвернулась от него, чтобы успокоиться. Заметив, что плечи ее серого джемпераподрагивают, он почувствовал неприятный укол вины.

— Вы чувствительны, не так ли? — бесцеремоннозаметил он.

— Я с радостью уйду с этой работы, — хныкала она,уязвленная до глубины души.

— Ладно, не говорите глупости.

— Вы не знаете меня, но я действительно вела себядерзко. — Хоуп критиковала себя.

Вдруг он почувствовал себя хамом.

— Послушайте, я не хотел вас обидеть. Не сомневаюсь, выдля этого магазина удачная находка. Извините меня, за то, что я расстроил вас.Пожалуйста.

Хоуп повернулась к нему и улыбнулась.

— Извиняю. Спасибо. — И тут она хитро добавила: —Вы обнимете меня, чтобы доказать, что прощаете меня? — Не давая емуопомниться, она обняла его за тонкую талию и прижала свою светлую головку к егогруди и издала вздох удовлетворения. Малком чувствовал, что это очень плохо, ноневольно обнял эту пленительную красавицу, которая явно не собиралась отпускатьего. Она отступила, чтобы заглянуть в его глаза с нескрываемымвосхищением. — Я обожаю, когда чувствую грудь мужчины.

— Это хорошо, но мне кажется, вам пораостановиться, — сказал он, отводя ее руки. Однако он не мог заставить себясразу отпустить их. — Знаете, я начинаю думать, что вы очень шаловливаядевчонка. — Он отпустил ее руки и собирался прикрепить два оставшихсяпортрета. — Полагаю, Джейн Остин будет следующей.

— Да, пожалуйста.

— Интересно, что сказал бы ваш муж, если бы узнал, чтовы прижимаетесь к груди другого мужчины.

— Он бы ничего не сказал. — Хоуп рассмеялась.

— Вот как!

— Так. А теперь повесьте Анну Бронте справа от нее.

— Предположим противоположную ситуацию — я крепкообнимаю вас за талию. Вы посчитали бы это приемлемым поведением?

— Еще бы! — Она тут же согласилась, заставив егоснова покраснеть. — Но к чему ограничиваться только этим?

— Миссис Лоуренс, у меня начинает складыватьсявпечатление, что вы со мной заигрываете, — неодобрительно сказал Малком.

— А что тут такого страшного?

— Не забывайте, что мы оба семейные люди.

— Разве у вас не бывает порывов чувств?

— Если бы я прямо сейчас сделал то, что мне хочется,вам бы это не понравилось, — откровенно сказал он, прикрепляя последнийпортрет.

— Вы хотите уволить меня?

— Нет, положить через колено!

— О! — Хоуп покраснела, почти забыв о такойвозможности в своей безудержной жажде добраться до его атлетического тела.

— Однако я не подвергаю наказанию жен другихмужчин, — сказал он и, отойдя от портретов, оценивал работу своих рук.

— Знаете, вы невыносимо чопорны! Мне действительнотрудно поверить, что вы играете на Сцене. Более того, мне не верится, что выприходитесь мужем божественной Маргерит Александер. Я слышала о пуританскихобитателях Новой Англии, но всегда думала, что это избитая характеристика,рожденная в Голливуде. Вы не забыли, что и здесь наступило новое тысячелетие?

Малком долго смотрел на нее.

— Боже, я с большим удовольствием выпорол бы вас занаглость!

— Но вы не посмеете, верно? — насмехалась она,устав от попыток соблазнить его. — В таком случае вы коснетесь девушки ине сможете разыгрывать перед Маргерит из себя непорочного, считая ее падшей!

Малком собирался отвесить ей оплеуху, но хорошие манерыостановили его.

— Я сейчас понял кое-что, — пробормотал он. —Вы влюблены в мою жену!

— В самом деле, мистер Бренвелл, ну и скажете жевы, — вяло отбивалась она, проклиная себя за то, что так скоропалительноупрекнула его.

— Вы только что употребили слово «падшая» в отношенииМаргерит. Спасибо за то, что открыли мне глаза. По сравнению с вами она святаякатолической церкви. Она по крайней мере общается с мужчиной три или четыренедели, прежде чем пойти на супружескую измену.

Она спокойно положила молоток и гвозди в ящик письменногостола, затем села на край стола и взглянула на его работу.

— Не верится, что вы так быстро прикрепили этипортреты, — заметила она, чувствуя, как начинает пылать ее лицо отзамешательства, что ей не удалось справиться со своей задачей. Она не припоминала,что в своей жизни совсем не могла бы подействовать на пышущего здоровьеммужчину.

— Как я уже говорил, хорошая порка вам не помешала бы,но пусть этим займется ваш муж, — решительно сказал Малком.

— Мой муж? Что вы хотите сказать?! — воскликнула Хоупс замирающем сердцем.

— Хоуп, вы знаете, что это за магазин? Это рассадниксупружеской неверности. Но мы с вами разорвем этот порочный круг!

— Да, конечно, но что вы имели в виду, упоминая моегомужа?

— Я по крайней мере разорву этот порочный круг, — поправилсяон, вспомнив, что этот беспринципный соблазнитель замужних женщин, СлоунТейлор, все еще заправлял этим магазином и являлся боссом Хоуп. — Вы ужточно успели встать на колени перед своим боссом, — упрекнул он ее сбезжалостной насмешкой.

— Ничего подобного, — неуверенно ответилаона, — но что вы имели в виду, говоря о моем муже? Вы только что упомянулиего.

— Я намерен послать ему письмо и сообщить о необычномповедении его жены.

— Вы шутите.

Хоуп нетвердым шагом последовала за Малкомом вниз по лестнице,на ходу выключая свет.

— Мистер Бренвелл, вы ведь на самом деле не сделаетеэтого, правда?

— Я вижу, вы боитесь мужа. Хорошо! Надеюсь, он выбьетиз вас всю дурь.

— Мистер Бренвелл, вы шутите! — Она чуть нерыдала. — Я думаю о его чувствах. Будьте человеком.

Ее просьбы поубавили у него решимости, но ее унижение имольбы доставляли ему большое удовольствие, и он не показывал, что она добиласьсвоего.

— До свидания, миссис Лоуренс, — сказал Малколм,выходя из магазина, после чего Хоуп расплакалась. Она не только провалила все,к тому еще Дэвид получит записку!