Товарищ Брежнев. Большая искра - Дмитрий Абрамов

Доклад от разведчиков. Мосты через Двину по-тихому взяты под контроль. Срочно нужна помощь. Слишком много бестолково мечущихся немцев. Уже целый автопарк собрали из легковушек, пытавшихся на западный берег убечь. И всяких интересных типов наловили толпу. Типы пока лежат мордой в мостовую, но их слишком много. Могут сбечь.

Решаюсь рискнуть и наплевать на все правила штурма. Пехоты у меня сейчас до хрена. А организованного сопротивления в городе особо не предвидится. Один танк или БТР, к нему рота-сотня плохо вооружённой пехоты, и вперёд – чистить улицу. Исключение – Корнеев. Он с нашей штатной мотострелковой ротой и взводом танков идёт в гости по самым интересным адресам. Типа комендатуры, рейхскомиссариата, гестапо и т. п.

Через полчаса командир оставшегося чистить дефиле батальона докладывает, что супостат уничтожен, путь для тыловых подразделений и артиллерии свободен. Перенацеливаю батальон на товарную ж/д станцию и грузовой порт. Артиллерии и тылам – подтягиваться к городу.

К десяти часам вечера город в целом под нашим контролем. Аэродромы в Румбуле и Спилве захвачены. Только до портовых сооружений в устье Двины пока руки не дошли.

Несколько групп наших бригадных разведчиков в гуманитарном коридоре под видом фельджандармов фильтруют убегающих из города. Всех, кто в форме, отводят в сторонку, типа куда бежите дезертиры, сейчас мы из вас будем формировать штрафные роты. Но в «штрафники» попадают сугубо носители серьёзных званий. Они интересны Корнееву. Неинтересных расстреливают тут же, в овраге. С паникёрами «цепные псы»[162] никогда не церемонились. И выстрелы в овраге никого из бегущих не удивляют.

В половине одиннадцатого я уже располагаюсь в кабинете рейхскомиссара. С Румбулы сообщили, что там обнаружен личный самолёт Шелленберга с загруженными в него гробами и шинелью шефа Абвера. В гробах тела Розенберга и Лозе. Экипаж взят в плен. Заявляется довольный Корнеев. У него три новости. Две хорошие, одна не очень. Он поймал ВРИО рейхскомиссара и начальника местного СД, а вот Шелленберг убёг, перед самым началом штурма улетел на гидросамолёте. А вторая – хорошая новость… Корнеев жестом фокусника открывает дверь в приёмную. В кабинет строевым шагом входит улыбающийся Эрвин Зиберт.

– Вот, искал, кому продать славянский шкаф, товарищ генерал.

– Шкафов у нас навалом. Нам бы кроватей штук несколько.

Вот значит про кого меня парни из ГРУ предупреждали.

Эрвин вкратце докладывает о своих похождениях. Молодчага!

Корнеев предлагает это дело обмыть. Но у меня другие мысли. Делюсь с парнями. Корнеев хмурится. Зиберт говорит – всегда готов. Даю команду притащить из подвала болезного Дрехслера.

Увидев Эрвина, Дрехслер бледнеет, пытается материться, но выглядит это жалко. Не катит немецкий против русского мата.

Дрехслеру озвучиваю предложение, от которого хрен откажешься. С печальной миной генеральный комиссар Леттланда даёт письменное согласие на сотрудничество с НКВД. Фактически он внёс существенный вклад в успех операции по окружению группы армий «Север», за деньги, состоя в сговоре с сотрудниками советской разведки. Слить всё это Шелленбергу нам, как два пальца об асфальт. Так что никуда не денется, будет на нас пахать как миленький. Далее мы все погружаемся в увлекательную работу по изготовлению новых документов для Эрвина. Через пятнадцать минут он уже опять гауптманн Пауль Босс, но числится офицером для особых поручений при генеральном комиссаре Леттланда. Ещё минут через пятнадцать конвой везёт пленного генерального комиссара, гауптманна Босса и ещё троих немецких офицеров на аэродром Румбула.

21–22 января 1943 года. Рига – Кёнигсберг.

Запланирован перелёт в Москву на личном самолёте Шелленберга, с труппами высших функционеров рейха. Русских пилотов, могущих вести транспортник, на аэродроме ещё нет. Сюда пока успело прилететь только звено «яков». Поэтому в Москву на Ю-52 полетит немецкий экипаж, правда, в сокращённом составе. Только пилот. Пятеро пленных и конвой – семь человек. Звено как раз и сопроводит «Юнкерс» до Москвы. Чтобы чего не вышло. Истребителям только надо заправиться и боекомплект догрузить. Полчаса до вылета. На аэродроме суета. В какой-то момент двое конвоиров уходят. И гауптманн начинает действовать. Его поддерживают другие офицеры. Обалдевший пилот смотрит на молниеносную схватку. Никто не успел даже выстрелить. Несколько секунд – и под крылом «Юнкерса» лежат восемь трупов. Три в немецкой форме, пять в советской. Пауль с размаху отвешивает застывшему в ступоре пилоту оплеуху и толкает его к самолёту, подхватывает под руки еле держащегося на ногах Дрехслера и тащит его туда же.

Люк закрыт. Пилот занимает место в кресле. Несколько нервных минут на предполётные манипуляции. Наконец двигатели один за другим заводятся. Секунды тянутся. Надо дать моторам прогреться. Пауль орёт на лётчика. Похрен, что движки после полёта надо будет менять. Надо уносить ноги. Разбег. Отрыв. За бортом слышны выстрелы и видны пролетающие рядом пулемётные трассы. Практически пустой «Юнкерс» резво карабкается вверх. Небо разрезают лучи прожекторов. Но самолёт скрывается в ночи. Уфф. Оторвались. Вырвались. Но рано расслабляться. Мимо кабины опять летят трассеры. Это догоняют не успевшие до конца заправиться истребители русских. Пилот маневрирует. Пауля и Дрехслера мотает по салону незакреплённые гробы переворачиваются. Лётчик что-то орёт. Ага, пытается до кого-нибудь докричаться по радио. Перестаёт работать правый двигатель. Попали. Хорошо, что русские не успели дозарядиться. Снаряды к пушкам у них уже кончились. Бьют только из пулемётов. Ну, это наша индюшка[163] выдержит. Главное, чтоб в пилота не попали. Наконец-то отяжелевший самолёт добирается до облаков и скрывается в них. Всё, русские отстали.

Пауль пробирается в пилотскую кабину.

– Куда лететь, герр гауптманн? – Лётчик, хоть и в равном с Паулем звании, не подвергает сомнению его право командовать.

– А куда сможем? На двух-то движках?

– Думаю, до Кёнигсберга дотянем.

– Ну вот туда и полетели. Удалось с кем-нибудь связаться? Нам бы на всякий случай не помешало прикрытие.

– Да, из Шаулена ответили. Но там нет истребителей. Обещали с Кёнигсбергом связаться. Оттуда должны что-нибудь нам навстречу послать. Уж там-то истребители по-всякому есть.

Пауль вернулся обратно в салон. Хороший самолёт. Даже небольшая кухонька есть. Крохотная. И бар. И не рас…траченный. Коньяк. То, что надо.

– Ну что, герр Дрехслер, по пятьдесят капель за новую жизнь пропустим?

– Не ёрничайте, гауптманн. И так тошно.

– Кто ж вам доктор. Сами вляпались. И всё же выпейте. Полегчает.

Выпили. Ещё раз выпили. Дрехслер задремал. Пауль поправил гробы и пошёл в кабину к пилоту.