Час ведьмовства - Энн Райс

Удар… Само это слово всегда вызывало у Роуан тягостное имрачное ощущение… Нет, она не будет вспоминать о Грэме, умиравшем на кухонномполу. Она будет думать о победах прошедшего дня: «За пятнадцать часов тысохранила три жизни, а другие врачи могли бы отправить этих людей на тот свет.Ты участвовала в спасении других жизней, квалифицированно помогая своимколлегам. А сейчас те трое твоих пациентов спят в палатах отделения интенсивнойтерапии. Ты сохранила им зрение, речь и способность двигаться».

О большем Роуан не могла и просить. Пусть будет так, чтобыей не пришлось заниматься пересадкой тканей и удалением опухолей. Пусть ейоставят критические случаи. Она жаждала делать именно такие операции. Роуаннуждалась в них. Домой она уезжала лишь ненадолго – чтобы снять усталость, датьотдых глазам, ногам и, конечно же, мозгу. И еще – чтобы провести уик-энд воткрытом море, на борту «Красотки Кристины».

Сейчас Роуан отдыхала на большом «корабле», именуемомклиникой, – та действительно чем-то напоминала подводную лодку, беззвучнодвигавшуюся сквозь время. Здесь никогда не выключали свет, никогда не меняласьтемпература и всегда мерно стучали двигатели. А они, врачи, – это крепкоспаянная команда. «Какие бы чувства ни испытывал каждый из нас, – думалаРоуан, – будь то гнев, презрение или соперничество, мы связаны воедино, иэто не что иное, как одна из разновидностей любви, хотим мы того или нет».

– Вы что, рассчитываете на чудо? – недовольно спросилее этим вечером заведующий отделением экстренной помощи. От усталости у негоостекленели глаза. – Снимите-ка лучше эту пациентку со стола и поберегитесилы для тех, кому вы действительно сможете помочь!

– Я действительно рассчитываю на чудо, – ответилаРоуан. – Мы удалим из ее мозга осколки стекла и грязь и только тогдаснимем ее со стола.

Как объяснить заведующему, что, едва положив руки на плечиэтой женщины, она «услышала» тысячи маленьких сигналов о том, что пациенткуможно спасти. Роуан обладала безошибочным диагностическим чутьем и потомузаранее представляла себе картину, которая возникнет перед ее глазами в ходеоперации. Когда кусочки кости будут осторожно извлечены из перелома изаморожены для последующего приживления, когда разорванная оболочка мозга будетразрезана вдоль и мощный хирургический микроскоп увеличит находящуюся под нейповрежденную ткань, в этой ткани окажется масса живых мозговых клеток,здоровых, действующих. Надо лишь откачать кровь и прижечь крошечныеповрежденные сосуды, чтобы прекратить кровотечение.

Такую же уверенность испытала Роуан и в тот день, когдавытащила из воды и подняла на палубу яхты утонувшего человека по имени МайклКарри. Коснувшись его холодного, посеревшего тела, она явственно ощутила в нембиение жизни.

Майкл Карри, утопленник… Ну конечно, теперь она вспомнила.Надо позвонить его врачу. Доктор, лечивший Карри, оставил сообщение для неесразу на двух автоответчиках: больничном и домашнем.

Прошло уже более трех месяцев… В тот холодный майский вечервсе вокруг окутал настолько густой туман, что сквозь его завесу не видно былони единого проблеска огней оставшегося вдали города. А утопленник на борту«Красотки Кристины» на вид был таким же мертвым, как любой из трупов, которыеприходилось видеть Роуан.

Она затушила сигарету.

– Счастливо оставаться, коллеги. В понедельник, ввосемь утра, – напомнила она, обращаясь уже к интернам, и, увидев, что ониподнимаются со своих мест, чтобы попрощаться с ней, добавила: – Нет-нет,вставать не надо.

Доктор Ларкин поймал ее за рукав, а в ответ на ее попыткувырваться лишь крепче сжал пальцы.

– Не ходила бы ты в одиночку на своей яхте, Роуан.

– Оставьте, шеф. – Она еще раз попробовалавысвободиться. Не получилось. – Я хожу на этой яхте с шестнадцати лет.

– Все равно, Роуан, нельзя рисковать. А вдруг ты обочто-нибудь ударишься головой или свалишься за борт?

Она ответила на эти слова негромким вежливым смешком (хотятакие разговоры не вызывали ничего, кроме раздражения) и, выйдя наконец изкафе, направилась мимо лифтов (ползут еле-еле) к бетонной лестнице.

И все таки, прежде чем уйти, стоит еще разок заглянуть наотделение интенсивной терапии, где лежат три сегодняшних пациента. НеожиданноРоуан почувствовала, что ей не хочется покидать клинику, а мысль о том, что онане вернется сюда до понедельника, показалась ей тем более тягостной.

Засунув руки в карманы, Роуан быстро пробежала два маршавверх.

Ярко освещенные коридоры четвертого этажа впротивоположность неизбежной суете отделения экстренной помощи были наудивление тихими. В приемной, устланной темным ковром, на кушетке спалакакая-то женщина. Пожилая медсестра на посту в коридоре успела лишь кивнутьстремительно прошедшей мимо нее Роуан. В те суматошные дни, когда Роуан былаинтерном и дежурила, ожидая очередного вызова, она, вместо того чтобыпопытаться уснуть, ночи напролет бродила по бесконечным коридорам многоэтажной«подводной лодки», прислушиваясь к тихому, убаюкивающему гудению множестваприборов и агрегатов.

Скверно, что шеф знает о существовании «Красотки Кристины»,подумала Роуан. Скверно, что тогда, в день похорон ее приемной матери, вне себяот страха и отчаяния, она пригласила шефа домой, а потом они вместе вышли вморе и пили вино, сидя на палубе под голубым небом Тайбурона. И тем болеескверно, что под влиянием момента, когда все вокруг казалось пустым и холодным,она призналась Ларку, что не хочет больше жить в этом доме и практическипереселилась на яхту. Мало того, Роуан добавила, что порой яхта для нееолицетворяет весь мир и она выводит «Красотку» в море после каждого дежурства,сколь бы длинным оно ни было и какую бы усталость она ни ощущала.

Какой смысл делиться с другими своими переживаниями? Развеот этого ей стало хоть чуточку легче? Пытаясь утешить ее, Ларк городил однузатертую фразу на другую. А потом вся клиника узнала о «Красотке Кристине».Сама же Роуан теперь уже не была прежней «молчаливой Роуан», а превратилась вприемную дочь Роуан, в считанные месяцы одного за другим потерявшую своихвоспитателей и с тех пор находящую утешение в одиноких странствиях по морю наогромной яхте. А еще она стала Роуан, «не принимающей приглашений Ларка наобед», тогда как любая одинокая женщина-врач могла об этом только мечтать и,конечно же, моментально бы согласилась.