Запах соли, крики птиц - Камилла Лэкберг

— Представляешь, как бы порадовался папа, если бы увидел, что мы с тобой сидим и болтаем, — сказала Эрика. — Он всегда старался внушить нам, что мы должны сблизиться как сестры. Считал, что я понапрасну опекаю тебя, будто мать.

— Я знаю, — с улыбкой отозвалась Анна, повернувшись лицом к Эрике. — Со мной он тоже беседовал, пытаясь заставить брать на себя больше ответственности, стать более взрослой, не перекладывать все решения на тебя. Ведь я именно так и поступала. Сколько бы я ни протестовала против твоей опеки, она мне в каком-то смысле нравилась. Мне казалось естественным, что сильной и заботливой из нас двоих должна быть ты.

— Интересно, как бы все получилось, если бы эту роль взяла на себя Эльси. Ведь это было ее делом, а не моим. — Эрика почувствовала, что в груди у нее что-то сжалось при мысли о матери, которая все их детство присутствовала рядом лишь телом, но не душой.

— Строить предположения не имеет смысла, — задумчиво сказала Анна, натягивая плед до подбородка. Они сидели на солнце, но ветер был холодным и пытался проникнуть во все щелочки. — Что мы знаем о ее прошлом? Если вдуматься, я не могу припомнить, чтобы она когда-нибудь рассказывала о своем детстве или о жизни до встречи с папой. Разве это не странно? — озадаченно заметила она. Раньше она об этом как-то не задумывалась — просто принимала как данное.

— Мне кажется, она вообще была странной, — откликнулась Эрика и засмеялась, чувствуя в собственном смехе вкус горечи.

— Нет, я серьезно, — запротестовала Анна. — Ты можешь припомнить, чтобы Эльси рассказывала о своем детстве, о родителях, о том, как встретила папу, о чем угодно? Я не могу вспомнить ни единого слова. И у нее полностью отсутствовали фотографии. Помню, я однажды попросила ее показать фотографии бабушки и дедушки, а она страшно рассердилась и сказала, что те умерли слишком давно и она представления не имеет, куда подевала подобное старье. Разве это не странно? Ведь все хранят старые фотографии или, по крайней мере, знают, где они лежат.

Эрика вдруг осознала, что Анна права. Ей тоже ничего не известно о прошлом Эльси. Будто бы их мать появилась на свет только в тот миг, когда делали их с Туре свадебную фотографию. До этого… ничего.

— Ну, ты со временем могла бы провести кое-какое расследование, — предложила Анна, которая явно не хотела оставлять данную тему. — Ты ведь это умеешь. Но сейчас, думаю, нам стоит вернуться к меню. Ты решила остановиться на последнем варианте? По-моему, звучит великолепно!

— Надо сперва узнать у Патрика, подойдет ли это ему. Правда, должна признаться, мне кажется несколько тривиальным терзать его такими вещами, когда он вовсю занимается расследованием убийства. Как-то это… несерьезно, что ли.

Она опустила меню на колени и мрачно посмотрела на горизонт. В последние дни она Патрика почти не видела, и ей его не хватало. Разумеется, она понимала, что он вынужден работать с полной отдачей. Ведь произошел такой кошмар, как убийство девушки, и Эрика знала, что больше всего на свете Патрику хочется поймать виновного. Вместе с тем то, что он так интенсивно работает и делает нечто столь важное, еще больше подчеркивало отсутствие серьезного занятия у нее. Конечно, ее задача тоже важна — ведь роль матери, само собой, важнее любой другой, она знала это и ощущала. Однако все-таки не переставала мечтать делать что-то… серьезное, что дало бы ей возможность чувствовать себя Эрикой, а не мамой Майи. Теперь, когда Анна начала возвращаться к жизни, у нее появилась надежда попытаться хоть по нескольку часов в день писать. Она поделилась этой мыслью с Анной, и та с энтузиазмом согласилась забирать на это время Майю.

Поэтому Эрика начала поиски новых идей, реального убийства, интересного с психологической точки зрения, из которого, как ей казалось, сможет вырасти хорошая книга. После двух предыдущих романов ей несколько досталось от прессы. Кое-кто из критиков утверждал, что она избирает реальные убийства исключительно в погоне за сенсационными деталями частной жизни. Сама Эрика так не считала. Она всегда тщательно следила за тем, чтобы предоставить слово всем участникам драмы, изо всех сил пыталась нарисовать максимально объективную и многогранную картину произошедшего. Ей думалось также, что книги не стали бы так хорошо продаваться, не будь они проникнуты сочувствием и сопереживанием. Правда, она не могла не признать, что ей легче далась вторая книга, где лично ее с произошедшим ничего не связывало, в отличие от первой, где шла речь об убийстве Алекса Викнера. Было гораздо труднее сохранять дистанцию, когда все, что она писала, окрашивалось личными переживаниями.

От мыслей о книгах у нее проснулась жажда деятельности.

— Пойду немного поползаю по Сети, — сказала она, вставая. — Мне хочется выудить какое-нибудь новое дело, о котором можно написать. Ты присмотришь за Майей, если она проснется?

— Майю я беру на себя, работай спокойно. Удачной рыбалки! — с улыбкой ответила Анна.

Эрика засмеялась и пошла в кабинет. В последнее время жизнь дома стала значительно легче. Ей хотелось только, чтобы и у Патрика в делах поскорее появился просвет.

Запах соли. И воды. Кричащие птицы в небе и простирающаяся во все стороны голубизна. Ощущение раскачивающейся лодки. Ощущение какой-то перемены. Кто-то исчез. Что-то, бывшее прежде теплым и мягким, стало твердым и острым. Его обнимают руки с резким, отвратительным запахом, идущим от одежды и кожи, но прежде всего изо рта женщины. Но кто она такая, он не помнил. И не знал, почему пытается вспомнить. Словно бы ему ночью приснилось что-то страшное, отвратительное, но все же знакомое. Что-то, о чем ему хотелось знать больше.

И он не мог удержаться от расспросов. Сам не понимая почему. Почему-то он не мог просто принимать все, как сестра. Когда он задавал вопросы, у нее всегда делался такой испуганный вид. Ему очень хотелось промолчать. Но не получалось. Особенно когда он чувствовал запах соленой воды и вспоминал, как треплет волосы ветер. И мужчину, который любил подбрасывать их с сестрой в воздух, пока та, другая, с голосом, который был сперва мягким, а потом сделался твердым, стояла рядом и наблюдала. Иногда в воспоминаниях ему казалось, что он видит, как она улыбается.

Но может, все обстояло так, как говорила она — реальная, красивая и любящая их. То был просто сон. Зловещий сон, который она способна заменить прекрасными, чудесными снами. Он не возражал. Правда, иногда ловил себя на том, что тоскует по соли. И кричащим птицам. Даже по твердому голосу. Но говорить об этом он не осмеливался…

— Мартин, чем мы, черт возьми, занимаемся? — Патрик раздраженно бросил ручку на письменный стол.

Она проехала по столу и упала на пол. Мартин спокойно поднял ее и воткнул в подставку.

— Патрик, прошла всего неделя. Ты же знаешь, требуется время.

— Я знаю только, что, по статистике, чем больше времени занимает раскрытие преступления, тем меньше шансов, что оно будет раскрыто.

— Но мы делаем все, что можем. В сутках ведь только двадцать четыре часа. — Мартин испытующе посмотрел на Патрика. — Кстати, не стоит ли тебе провести хоть одно утро дома, подольше постоять под душем, немного поспать? У тебя довольно измотанный вид.