Дневник из преисподней - Ирина Гордеева

времени погружаясь в состояние, напоминающее сон. Я словно увязла в трясине своей усталости, почти не выплывая из нее, а наоборот, снова и снова падая на дно омута, чьи тяжелые и мутные воды давили на грудь, не позволяя дышать.

Мы добрались до дома Алекса в самый полдень, хотя довольно трудно назвать домом огромную и холодную пещеру, чьи своды терялись где-то в мрачной темноте, а стены образовывали причудливые выступы и сталактиты. Сами стены отливали серебристым светом сотен тысяч маленьких светлячков, мерцающих в темноте, но они не могли разогнать тьму вокруг себя. Едва тлеющие угли, уже покрытые серым налетом умершего костра, все еще пытались дарить тепло, и маленькие любители пещер то и дело подлетали к теплому пеплу, словно хотели оживить его своими яркими огнями.

Алекс положил меня ближе к теплу и разжег огонь, а затем ушел с кувшином куда-то вглубь пещеры, откуда раздавался шелест воды, и я мгновенно провалилась в сумрачное состояние охватившего меня сна, ибо наконец-то испытала облегчение от одной только мысли, что мне не придется больше отвечать за себя и можно возложить всю ответственность на другого.

Я почти не слышала, как Алекс греет воду и готовит еду, лишь чувствовала его присутствие рядом с собой и жар от огня, но запах приготовленной еды вывел меня из состояния полного безразличия и апатии. В конце концов, я не ела горячую пищу очень давно, и мой голодный желудок явно не горел желанием умирать. Мы молча поели, и совершенно обессилев, уснули прямо возле костра. И я уверена в том, что сны нам не снились…

Я проснулась от прикосновения Алекса и какое-то мгновение не могла сообразить, где нахожусь, ибо костер давно погас и вокруг воцарилась темнота, которую не могли разогнать даже огни светлячков. Она царствовала в пещере, но совершенно не мешала Алексу, из чего я заключила, что в темнте он видит намного лучше людей. Я скорее догадалась, чем увидела, что он улыбается мне, и я улыбнулась ему в ответ. Я снова была дома, даже если этот дом — всего лишь холодная и огромная пещера, тянувшаяся куда-то далеко-далеко в бесконечное чрево горы.

Алекс вынес меня из пещеры на яркое солнце и уложил на траву, а затем разрезал кожаные брюки почти до колен, вызвав бурю моего негодования. И все же, как бы я не возмущалась, зрелище под штанинами было довольно тревожным.

— Нужно было заняться тобою еще вчера! — Алекс нахмурился, а затем открыл небольшую сумку, принесенную из пещеры, и достал из нее набор медицинских инструментов и перевязочный материал.

Сделав несколько неглубоких надрезов на моей коже, он густо смазал их какой-то пахучей мазью и забинтовал надрезы. Затем снова ушел в пещеру и вынес из нее ведерко с синей глиной — нечто вроде гипса, как я поняла из объяснения Алекса. Толстым слоем он наложил глину на мои ноги и дал ей подсохнуть, лишив таким образом подвижности мои ноги. Он делал свою работу быстро и очень профессионально, словно занимался врачеванием всю свою жизнь, и я не могла не отметить это.

Заметив мое удивление и даже уважение к его целительскому таланту, Алекс коротко пояснил, что молодые орлы, прежде чем научиться летать, много раз ломают свои кости, и залечивать переломы умеют все, кто хоть раз в жизни приближался к небесам.

— Мазь ускоряет заживление переломов, но нужно, чтобы она попадала в кровь. — Алекс сочувственно посмотрел на меня и кивнул, а затем спросил голосом преподавателя, недовольного знаниями своего студента: — И какие же крылья принесли тебя в Страну Орлов? — Что, по всей видимости, означало: «За каким чертом тебя сюда принесло?» или: «Каким ветром тебя занесло в этот край?».

Я невольно поморщилась от хорошо знакомого мне тона, ибо сама не раз применяла подобные интонации в отношении других, но в чем-то Алекс был прав. Несмотря на мою тревогу за него, я осознавала опасность своего поступка и для себя тоже, ибо Лану был нужен не только Алекс, но и я. И было совершенно невозможно утверждать однозначно, кто же из нас был необходим Лану Эли Гэру больше всего. И я ответила ему словами, которые где-то уже читала:

— Делай что должен и будь что будет… Я поступила так, как считала правильным. Не сердись на меня, Алекс!

Он прикрыл глаза левой ладонью и слегка покачал головой — «горбатого исправит могила», но вслух ничего не сказал. Молчали мы долго, но я не пыталась продолжить наш разговор, инстинктивно понимая, что Алекс не закончил, а лишь мысленно подбирает нужные слова:

— Твой единственный и непредсказуемый поступок изменил мою жизнь, а я всегда считал, что способен сам определять свою судьбу. В чем я еще ошибался, Лиина? — Он посмотрел на меня так, словно мне были известны все ответы на вопросы его сердца. — Благодаря твоему вмешательству мой брат отпустил меня и даже напомнил, что я по-прежнему принадлежу к его роду.

— И что я еще сделала, кроме «глупой» выходки? — Я скорее констатировала факт, чем спрашивала, и Алекс кивнул мне, скорее соглашаясь со мною, чем опровергая мой сарказм.

Что Лан предлагал ему было и так понятно. Алекс мог улыбаться мне и Дэниэлю, но я знала, что он тоскует по своему миру, своему народу и своей прежней жизни. И эта тоска была неизмеримо больше, чем его привязанность к принцу Дэниэлю или ко мне. Тем не менее, Алекс способен был противостоять ей и его последующие слова лишь подтвердили мое мнение.

— Ты заставила моего брата спуститься с небес на землю — в самом прямом смысле, и звезды умерли для орлов на какое-то мгновение, показавшееся вечностью моему брату. Твой зов освободил мое сознание, плененное Ланом, и сквозь пелену мрака я увидел свет и снова вернулся к нему. А еще я заметил страх в глазах брата и это стоило той боли, которую я испытал благодаря ему…

Глаза Алекса неожиданно потемнели, а дневной свет лишь подчеркнул их черноту. На меня смотрели совершенно чужие глаза, и взгляд их наводил на мысль, что испытания, пережитые Алексом, были более серьезными, чем он преподносил.

— Ты возненавидела мой народ, и орлы утратили связь с небесами, а Лан потерял свою силу. Все орлы перестали чувствовать друг друга, словно ты уничтожила способности, дарованные нам от рождения! — Его слова падали с губ, словно ледяные капли дождя, ударявшиеся о землю, — глухо и в то же время очень отчетливо.

И я никак не могла понять, что он чувствует, рассказывая