Найденыш с погибшей «Цинтии» - Жюль Верн

Матросы вполголоса посовещались между собой и поручили господину Герсебому выступить от имени всего экипажа.

— Мы считаем, что долг «Аляски» — пожертвовать всем ради поимки этого мерзавца,— спокойно вымолвил моряк.

— Отлично! Мы постараемся этого добиться,— ответил Эрик.

Окончательно удостоверившись, что матросы на его стороне, он не жалел топлива и, несмотря на отчаянные усилия Броуна, не давал ему оторваться от «Аляски». Как только скрылось солнце, на ее мачте вспыхнул электрический глаз прожектора и устремил свой безжалостный луч на «Альбатроса», чтобы до рассвета не выпустить его из поля зрения. На протяжении всей ночи расстояние между судами не сокращалось. Настало утро — они по-прежнему на полном ходу шли к полюсу. В полдень по солнцу штурман определил координаты «Аляски»: 78°21'14" северной широты и 98° восточной долготы.

Плавучие льды, совсем не попадавшиеся за последние две недели, встречались теперь все чаще и чаще. Нередко их приходилось пробивать тараном, как это однажды уже делалось в Баффиновом заливе. Эрик, уверенный в скором появлении ледяных заторов, повернул «Аляску» чуть правее «Альбатроса», с тем чтобы преградить ему путь на восток, если тот попытается изменить направление, когда закроется дорога на север.

Такая предусмотрительность полностью себя оправдала, так как к двум часам дня на горизонте показался длинный ледяной барьер. Яхта тотчас же повернула к западу, оставив по правому борту нагромождение торосов, вытянувшихся на четыре-пять миль. «Аляска» немедленно повторила тот же маневр, но взяла на этот раз левее «Альбатроса», чтобы отрезать ему возможное отступление к югу.

Погоня становилась все более напряженной. Соответственно направлению, какого вынужден был придерживаться «Альбатрос», «Аляска» пыталась настигнуть его с фланга, все больше и больше прижимая яхту к кромке ледяного поля. Американское судно, потерявшее прежний курс, то и дело задерживаемое плавучими льдами, теперь вынуждено было поминутно переходить на другой галс[81],— то устремляться к северу, то круто поворачивать на запад.

Эрик из «вороньего гнезда» пристально следил за крейсировкой противника, отвечая контрмерой на каждый его ход, как вдруг «Альбатрос» резко остановился и повернулся к «Аляске» носом. Длинная белая полоса, тянувшаяся к западу, объясняла причину этого неожиданного маневра: «Альбатрос» очутился внутри настоящего залива, образовавшегося среди крутых изгибов ледяного поля, и, подобно хищнику, загнанному сворой борзых, повернулся лицом к врагу.

Молодой капитан «Аляски» еще не успел спуститься на палубу, как снаряд со зловещим свистом пролетел над его головой. Значит, «Альбатрос» тоже вооружен! «Ну что ж, тем лучше, раз он первый открыл огонь!» — сказал про себя Эрик и приказал стрелять.

Ядро упало в двухстах метрах от цели.

Бой разгорался, и стрельба становилась все более прицельной. Американский снаряд, начисто срезав грот-рей «Аляски», разорвался на палубе и убил двух человек. В то же самое время шведы попали прямо в рубку[82]«Альбатроса». Частые выстрелы с той и другой стороны сильно повредили носовую часть и оснастку обоих судов.

Постепенно они сближались, делая быстрые повороты при обмене орудийными выстрелами. Но вот какой-то отдаленный гул стал примешиваться к грохоту пушек. Люди подняли головы и увидели, что небо на востоке стало совершенно черным. Неужели ураган, завеса тумана или снежная буря помогут Тюдору Броуну скрыться? Все что угодно, но Эрик этого не допустит! И он решил взять американскую яхту на абордаж. Вооружив всех своих людей мечами, топорами и кинжалами, Эрик на предельной скорости направил свое судно к «Альбатросу».

Но Тюдор Броун не стал дожидаться нападения. Поспешно отступив, он повел свой корабль вдоль ледяной кромки, через каждые пять минут с борта «Альбатроса» раздавался орудийный залп. Однако зажатый, как в тиски, между торосами и «Аляской», Броун решил пойти на отчаянный шаг, чтобы вырваться в открытое море. Два-три ложных маневра должны были скрыть от противника его истинные намерения.

Капитан «Аляски» ничего не предпринимал в ответ, но как раз в ту минуту, когда несшийся на всех парах «Альбатрос» оказался в пределах досягаемости, «Аляска» врезалась в него стальным тараном.

Удар оказался сокрушительным. В корпусе яхты появилась пробоина. Мгновенно отяжелев, «Альбатрос» замер в неподвижности, почти утратив всякую способность к маневрированию. «Аляска» между тем поспешно отошла назад и изготовилась к новой атаке. Нельзя было медлить, так как состояние моря становилось все более угрожающим.

И в самом деле, через минуту налетел юго-восточный ветер, принесший с собой снежный буран. Поднявшийся шквал не только вздымал чудовищные волны, но и загонял плавучие льдины в глубину залива, где, словно в горле воронки, застряли оба корабля. Айсберги стремились сюда, казалось, со всех концов света. Эрик понял, что не может сейчас терять ни минуты и должен во что бы то ни стало вырваться из этой ловушки, иначе «Аляска» будет заперта в ней, и, быть может, навсегда. Повернув корабль бортом к востоку, он думал теперь только о борьбе с ветром, снегом и полчищами грохочущих льдин.

Но вскоре юноша убедился, что вырваться в открытое море невозможно. Буря неистовствовала с такой яростью, что ей не могли противостоять ни машина «Аляски», ни ее стальной таран. Корабль продвигался с величайшим трудом, а порою вынужден был отходить на много метров назад. Мачты жалобно стонали под напором ветра. Густой снег, затемнявший небо и ослеплявший людей, покрыл уже толстым слоем палубу и такелаж. Льды, все больше нагромождаясь, накапливаясь и теснясь в узком заливе, при каждом порыве шквального ветра воздвигали новые непреодолимые преграды. Капитан «Аляски» приказал отойти к границе ледяного поля, чтобы почти на ощупь отыскать первую попавшуюся бухту и переждать в ней непогоду.

Американская яхта скрылась в снежном вихре. Невозможно было предположить, что «Альбатросу» удалось выбраться в открытое море, но, разумеется, Эрик не мог и думать теперь о преследовании противника, речь шла лишь о спасении «Аляски».

Нет ничего страшнее этих арктических бурь, когда стихийные силы природы как будто только затем и пробуждаются, чтобы дать почувствовать мореплавателям, как ужасны были некогда катаклизмы[83]ледникового периода. Царила кромешная тьма, хотя в тех странах, где день отличается от ночи, часы еще не показывали и пяти пополудни. Паровая машина застопорилась, поэтому электрический прожектор не зажигали. К завыванию урагана, к раскатам грома, к скрежету налетающих и обрушивающихся друг на друга плавучих льдин присоединялся еще во мраке треск ломающегося ледяного поля, которое особенно крошилось по краям. При образовании каждой новой трещины завывание бури заглушалось грохотом взрыва, словно стреляли из пушки во время бедствия. Частота этих взрывов свидетельствовала о том, что расщелин образовалось бесчисленное множество.