Давно закончилась осада... - Владислав Крапивин

И сейчас, после стрельбы, Фрол готовился в одиночестве предаться дымному удовольствию. Все давно знали, что затягивается Фрол не сильно, зато синие клубы он выпускал всем на загляденье.

На этот раз, однако, дело у Фрола не заладилось. Спичек у него, конечно, не оказалось, вещь эта в обиходе была новая и дорогая. Из кармана длиннополой своей тужурки вытащил Фрол кремень-огниво, зазубренный осколок бомбы и обугленный трут из куска пенькового троса. Начал привычно колотить чугуном по камешку. Но искры летели слабо, трут не загорался. Ну никак!..

Все внимательно следили за Фролом, но это внимание только злило его. Он зыркал желтыми глазами и сквозь зубы выдавил два нехороших слова. Потом от досады хлопнул о свои разбитые сапоги драной суконной шапкой.

— Потому что табак — это вред, — тихо, но бесстрашно сказал Женя.

— Сам ты вред… Отсырел он, что ли? Или кресало затупилось…

— Таким кресалом только тесто месить, — подал голос Коля. Понял, что пришел его черед. — Лучше уж какой-то другой способ испытать… Попробуй кремнем пистолета.

— Ну да, скажешь! Он и так на исходе, а нового нет!

— Ну, тогда еще как-нибудь…

— «Нибудь» как?

— Древние люди огонь трением добывали. Вертели палочку на камне…

— Воткни ее себе… и верти.

Коля ради пользы дела снес это спокойно. А Ибрагимка укоризненно напомнил:

— Ай, ведь обещались друг с дружкой не ссориться.

— Я и не ссорюсь… — Фрол опять безуспешно колотил осколком. — А пускай он с брехней под руку не суется…

— Я не с брехней. Я помочь хочу. Есть же много способов получить огонь. Некоторые люди даже с помощью льда костры разжигают…

Фрол уронил руки.

— Че-во?

— Вот тебе и «чево». С помощью льда. Не слыхал?

— Спятил Николя, — уверенно сообщил Фрол. — С помощью льда лечат больные головы. В которых мозга за мозгу зацепилась. Называется «компресс». Попроси своего знакомого доктора…

— Доктор тебе нужен, — миролюбиво объяснил Коля. — От упрямства лечить. Ты, как упрешься, ничего знать не хочешь.

— Да чего знать-то? Что льдом огонь добывают?

— Ну да!

— Больной, — убежденно сказал Фрол.

Остальные смотрели на Колю приоткрыв рты. И с сочувствием. Видно, тоже как на больного. Все, кроме Жени. Тот, кажется, что-то понимал. Да, он же читал роман Жюля Верна! Ладно, лишь бы не раскрыл секрет заранее. Коля незаметно мигнул ему.

— Значит, не веришь? — спросил он Фрола.

— Гы… — выдохнул Фрол.

И тогда Коля наконец сказал:

— Спорим!

— Об чем?

— О том, что льдом зажгу твою трубку!

Фрол помигал. Потом что-то новое появилось в его глазах. Какая-то хитрая мысль.

— Ладно, спорим! А на что?

— Давай на что-нибудь важное. Дело-то все же непростое…

— Договорились. И смотри не отпирайся. Ежели проспоришь, в полночь пойдешь на кладбище и принесешь с могилы капитана Банникова жестяной цветок. А мы подождем, — ласково проговорил Фрол.

В осаду не каждого хоронили на Северной стороне. Некоторым, особенно убитым в начале войны, «посчастливилось» обрести место вблизи города. Могила капитан-лейтенанта Банникова, погибшего в ноябре пятьдесят четвертого года, находилась в самой середине здешнего кладбища. Она была знаменита лежавшим на плите большущим якорем и надетым на каменный крест железным венком с серебристыми жестяными розами. Сходить ночью на кладбище и добыть такую розу считалось у всех мальчишек делом весьма славным и геройским. Во всем городе таких смельчаков можно было перечесть по пальцам. Фрол был среди них. (Но ему что, с пистолем-то!)

Фрол смотрел выжидательно. Не пойдет мальчик Николя среди ночи на кладбище. Он и в сумерках-то норовит быть поближе к остальным, когда шагают вблизи разбитых домов.

Коля обмер. Внутри. А что, если не получится? Но не было обратного пути. Он сказал небрежно:

— Хоть цветок, хоть целый букет…

— И не говори, что тетушка не пустила!

— Не скажу… А с тебя что требовать, когда проспоришь?

— А чего хочешь?

— Пистолет!

Фрол мигнул. Догадался о чем-то? Но… какой же человек в здравом уме допустит, что изо льда получается огонь? А если тут прячется хитрость, он, Фрол, не лыком шит, разглядит вовремя!

— Замётано!.. Разбивайте!

Они сцепили в рукопожатии пальцы, и Савушке — самому бесхитростному — поручено было расшибить эту сцепку ребром ладони.

— Ну! — сказал Фрол. — Теперь пошли наверх! Там лужи застывшие, льда сколько хочешь.

Коля отозвался деловито:

— Не из всякой лужи лед пригоден. Пошли к Маркелычу. Там этим делом заниматься способнее.

— Уже вертеться начал, — хмыкнул Фрол.

— Я не верчусь, а хочу наверняка…

Выбрались из рва, пошли по пустырям, потом вдоль разбитой казармы. Женя оказался рядом.

— Думаешь, получится? — спросил он тихонько.

— Я уже пробовал, — ответил Коля одними губами.

Фрол шагал позади. Вдруг он громко сообщил:

— А я разгадал твою хитрость! Ты небось возьмешь у тетушки спички, напишешь на пачке «Лёдъ» да и скажешь: «Вот, я льдом зажигаю!» Такой фокус не пройдет!

— Не будет такого фокуса.

— Или обломишь с крыши сосулину, стукнешь ею по кресалу: «Льдом искру выбил!»

— И такого не будет, — снисходительно пообещал Коля. — Будет по-честному. Все пускай решат — правильно это или нет…

Фрол тревожно задумался на ходу, а у Коли все стонало внутри от опасений. Но… что может случиться-то! Ведь утром же получилось. А сейчас морозец по-прежнему крепкий, солнце такое же яркое. Разве что Настенька зачем-то разыщет за сараем камень да выколупает льдинку. Но можно же налить воду и заморозить сызнова…

Такими мыслями Коля успокоил себя и, чтобы не отдаться страху снова, начал рассказывать, как Маркелыч вчера выгонял из него хворь. И как говорили с ним про трюмников и про золото «Македонца».

Оказалось, что про трюмников знают все. Кое-кто их даже видел. Савушка поведал, что их трюмник по имени Коконя катал его на закорках по баньке — от двери до печки и обратно.

— Это тебе приснилось, — ласково сказал Федюня. — Ты в бане-то один сроду не бывал.

— А вот и не приснилось! Бывал! Когда позже всех кончил мыться… Я потом с мокрого заду шерсть отклеивал, потому что Коконя весь волосатый…

Посмеялись.

Коля уже не верил в клад, спрятанный в трюме, но все же сказал и про это. Может, все-таки слазить поискать? Было бы тогда у Маркелыча свое судно.