Первые - Жозефина Исааковна Яновская

что Утин — блестящий филолог. А вот вы, я слышал, княжна, — смеется Маркс.

Лиза тоже смеется. Она хочет сказать, что не совсем так, ее род уже не чистый, «подпорчен».

В это время открывается дверь и в комнату вбегает черноглазая девочка, похожая на Маркса.

— Это моя младшая дочь, Элеонора, — говорит Маркс. — Познакомься, Тусси, — обращается он к дочери.

Девочка сделала церемонный поклон.

— Кво-Кво — китайский принц, — и тут же расхохоталась.

— Кво-Кво, она же Тусси, она же карлик Альберих, — смеясь, сказал Маркс.

— Мавр, — сказала Тусси, — мама и Ленхен приглашают вас к столу.

— Хорошо. Передай маме, что мы сейчас придем. Только закончим разговор.

— О, я знаю. Ты ведь заговоришься и забудешь. Лучше иди сразу.

— Что ж! Ты, как всегда, права. Мы за столом успеем наговориться, — сдается Маркс, приглашая Лизу в столовую.

За столом хлопотала жена Маркса. Несмотря на годы, несмотря на лишения, она была еще очень хороша собой. Матово-белое удлиненное лицо. Темные дуги бровей. Большие карие глаза, светившиеся лаской и вниманием. Только несколько оспинок на лбу напоминали о недавно перенесенной тяжелой болезни.

— Знакомься. Это Элиза Томановская из России. Помнишь, нам писал Беккер… — сказал Карл.

— Как же! — улыбнулась Женни. — Схватка с всемирным разрушителем. Об этом много говорили.

— Но рассказывайте, когда вы приехали? Где остановились? Как устроились? Может быть, там нехорошо — так переезжайте к нам. Как это у вас говорят — мне читал Карл: «в тесноте, да не в обиде». — Глаза ее смотрели приветливо, видно было, что она всегда готова сделать все для друзей.

— К нам, к нам! — воскликнула Тусси. — Я сяду рядом с мадемуазель Элизой!

Девочка подбежала к Лизе и обняла ее — это было высшим выражением симпатии со стороны китайского принца Кво-Кво.

Лиза поблагодарила всех. Сказала, что она устроилась в отеле и что там вполне прилично.

В комнату вошли старшая дочь Маркса, Женни, и Елена, неся подносы с бутербродами.

— Знакомьтесь, это Женнихен и наша Ленхен, — сказала Женни-старшая.

У Женни было смуглое лицо, черные блестящие волосы, спадавшие локонами на плечи, карие глаза, тоже, как у матери, ласковые и приветливые.

Ленхен, Елена Демут, была примерно одних лет с женой Маркса.

Она давно жила в семье, заботилась обо всех, помогала по хозяйству. Была добрым другом, преданным и бескорыстным, настоящим членом семьи.

Прежде чем сесть за стол, Женни подошла к мольберту, стоявшему у окна, и, опасаясь, видимо, солнца, которое неожиданно вышло из-за туч, задернула занавеску над картиной.

— Вы рисуете, Женни? — заинтересовалась Лиза. — Покажите, пожалуйста.

Картина была еще не закончена, но говорила о недюжинных способностях художника. На ней были изображены пастух и принцесса по одной из сказок Андерсена.

— Это я ей придумала тему, — важно сказала Тусси.

— Уж не подговариваешься ли ты делить гонорар пополам, — засмеялась Ленхен.

— Если будет мне растирать краски, так и быть, — сказала Женни-младшая.

— А что скажет Мавр? — допытывалась Тусси.

— А я скажу, что больше не буду тебе рассказывать сказки, раз ты употребляешь это во зло.

— Но давайте садиться за стол. Наша гостья, наверно, уже давно проголодалась, — сказала жена Маркса.

Подшучивая друг над другом, они сели за ужин. «Лизе было так хорошо, так тепло в этой дружеской обстановке. «Наверно, на их долю приходится немало испытаний, — думала она, — но, несмотря ни на что, они счастливы. И это самое драгоценное для человека».

ГЛАВА XXIX

Анюта закончила для приложения к «Народному делу» оба перевода — «Первого манифеста Международного товарищества рабочих» и «Устава Интернационала», написанные Марксом.

Теперь она еще раз читает «Капитал». Это такое произведение, о котором должен знать весь мир. Анюта слышала, что в России уже занимаются переводом «Капитала». Она хочет перевести «Капитал» на французский язык. И уже начала эту огромную и трудную работу.

Карл Маркс давно слышал от своего зятя, Поля «Лафарга, об Анне. Он знал и Жаклара. В апреле 1870 года Маркс писал Энгельсу: «Лафарг познакомился в Париже с одной весьма ученой русской (подругой его друга Жаклара, превосходного молодого человека)».

Позднее, узнав о работе Анны Жаклар над «Капиталом», Карл Маркс прислал ей письмо и свою фотографию.

Однако обстоятельства складывались так, что приходилось на время оставить перевод «Капитала». Надвигались грозные события. Вот уже полтора месяца, как Франция воевала с Германией. Французы терпели поражение. В битве под Седаном 82-тысячная армия французов сдалась в плен вместе с императором Наполеоном III. Немцы шли к Парижу. В стране назревала революция.

Жаклары лихорадочно следили за газетами. Виктор рвался на родину.

— Нужно ехать! — говорил он, хотя было ясно, что для него это сопряжено с риском — ведь он был заочно приговорен к ссылке.

Но Анюта его не отговаривала.

«Перед настоящими обстоятельствами нельзя оставаться в бездействии, и недостаток в людях с головами и решительностью слишком ощутителен, чтобы думать о спасении своей кожи. Нас удерживают покуда только хлопоты о паспорте или виде на чужое имя, без которого невозможно въехать в Париж», — писала она сестре. И дальше: «Когда человек хочет, чтобы его убеждения и поступки были приняты за известное дело, он должен рисковать собой. И если бы я и имела влияние удержать Жаклара, то ни за что не решилась бы употребить его. Самое же меня лично страшно как интересует то, что происходит в настоящую минуту, и не будь этого опасения за свободу Жаклара, я с величайшим бы удовольствием готовилась к отъезду».

В сентябре Жаклары уехали в Париж.

_____

Софья задумчиво стоит у окна. Вдруг она совсем приблизилась к стеклу, вглядывается.

— Юля, Юля! Посмотри, я, кажется, не ошиблась. К нам идет Вейерштрасс. Вон, видишь…

Юля подбегает к окну.

— Этот в черном? Но ведь я его не знаю, Софа, — говорит она растерянно.

Девушки мечутся по комнате, что-то прибирают, переставляют.

Раздается стук в дверь. Это действительно пришел профессор Вейерштрасс.

— О, у вас здесь совсем не светлая комната. Я скажу сестрам. Они помогут устроиться. Поищут комнату у знакомых, — говорит он ворчливо.

Он садится за стол и что-то вздыхает. Видно, расстроен.

— Соня, — позвольте мне так вас называть, — я должен вас огорчить, — говорит он. — Несмотря на все мои старания, вас в университет не принимают. И даже слышать не хотят. Но вы не падайте духом. Я буду с вами заниматься сам. Вы согласны?

Софья вспыхивает.

— О, профессор. Я так вам благодарна…

— Вот и начнем сегодня.

— А как же Юлия?

— Мы устроим и вашу подругу.

Да, несмотря на авторитет Вейерштрасса, несмотря на его просьбу, Софью Ковалевскую в Берлинский университет