Навеки твоя - Мария Устинова

Прежде чем уйти, он с уважением мне кивнул.

— Спасибо, Дина.

— Береги себя, — ответила я.

Я остро ощутила пустоту в квартире, когда он ушел, и мы с Эмилем остались наедине — впервые за несколько дней. Словно Антон заполнял вакуум, а теперь мы очутились в пузыре неуютного отчуждения.

— Идем, — Эмиль шел первым и взял меня за руку.

Со стороны мы хорошо смотрелись: обеспеченная пара, которая собралась на отдых. Только внимательный наблюдатель заметил бы, что между нами не все гладко. Он отвел меня в серо-голубой «ситроен»: это была незнакомая машина с неместными номерами. Неброское семейное авто не было похоже на то, что Эмиль выбрал бы раньше.

Я села на переднее сиденье, бросив назад сумку, и пристегнулась. Эмиль бесшумно вырулил на дорогу, и я отвернулась к окну. Прощалась с Ростовом, прогоняя щемящую тоску… Я никогда этот город не любила, слишком много здесь встретила зла, а теперь страшно направляться в неизвестность.

За город мы добирались окольными путями. Ели в темноте качались, склоняясь к дороге, в салоне пахло хвойным лесом. Осень еще не пришла, но прохлада чувствовалась в ночном воздухе.

Меня преследовали видения, что с мамой и малышом что-то случается: неудачная посадка, авария — что угодно. Страхи матери, чей ребенок в пути без нее. Чтобы не думать об этом, я пыталась представить нашу будущую жизнь. Уедем в какой-нибудь маленький город, заляжем на дно, чтобы сбить со следа, а когда все утрясется, попытаемся выехать за границу. Он вытащит деньги с офшора, нам хватит. Думаю, мама все поймет. Она давно догадалась, что мой муж не простой человек. Когда узнает, что он в розыске, все поймет правильно.

А что предпримет Андрей? Успокоится, когда поймет, что ушла с мужем или будет искать, пока не найдет или не сойдет с ума?

Пришла смc-ка и я торопливо ее открыла. «Дочка, только что приземлились, скоро увидимся».

— Он сели, — сказала я.

Эмиль не ответил, загнал машину за полуразрушенные старые склады и потушил огни. Я могла думать только о том, что скоро мы с сыном встретимся.

— Скоро подъедут, — сказал Эмиль через полчаса.

— Подожду снаружи.

Я вышла из машины, прошлась по скрипучему гравию, озираясь. Вокруг тьма, ее только луна немного разгоняла, неподалеку группа деревьев и дорога, которая делала к складам поворот. Пели сверчки. Я остановилась, обхватив себя руками и вдруг поймала себя на мысли, что дорогу видно далеко, а огней нет. Борису ни к чему скрываться, он бы поехал по главной… Он и так опаздывает.

Почему так долго? Я обернулась, но нашу машину не увидела. Возникло ощущение, что я одна среди заброшенного района. Воровато достала телефон, неуверенная, что Эмиль одобрит самодеятельность, и набрала номер Бориса.

Каждый длинный гудок заставлял обливаться холодным потом. Это не моя необязательная мама… Борис отвечает всегда.

Гудок. Еще один.

Сзади подошел Эмиль, перепугав меня до полусмерти.

— Дина, вернись в машину.

— Они опаздывают, — сердце, как ненормальное, прыгало в груди. — Он не берет трубку, Эмиль!

— Успокойся, — нажал он тоном. — Иди в машину.

Я послушно вернулась к авто. Эмиль немного постоял, вглядываясь в горизонт, и занял место за рулем.

— Куда ты? — испугалась я, когда он завел двигатель. — Мы уезжаем?

— Хочу проехать по дороге. Проверю, где они…

Он не закончил, да я и не слушала. Напряженно оглядывалась, пытаясь заметить хоть что-то. Может, они колесо пробили или свернули не там? Нервы натянулись, как струны и на все стало плевать. На Андрея, мои отношения с мужем, на то, что всю жизнь мы будем прятаться. Меня занимала одна мысль: где мой сын?

Мы далеко отъехали, прежде чем Эмиль остановился, заметив впереди темный массивный силуэт джипа.

— Вот они, — прошептал он, нащупывая пистолет под пиджаком. — Сиди, я проверю.

Эмиль выбрался наружу, постоял, пригибаясь к крылу, а затем направился к джипу. Я не сразу поняла, что не так. Самое страшное мозг отторгает, то ли давая возможность смириться с неизбежностью, то ли предпочитая спасительные иллюзии. Картинка складывалась из деталей. Машина застыла наискосок, словно ее подрезали. Двери открыты. В темноте было плохо видно, но с переднего сиденья что-то свешивалось, не давая ей закрыться. Было слышно, как потрескивает остывающий двигатель.

— Эмиль… — прошептала я, медленно понимая, что вижу. Сердце обожгло вспышкой материнского страха, который толкает на любые безумства.

Я заорала, пытаясь открыть дверь, а когда почти выломала ее и побежала к джипу, муж успел меня перехватить одной рукой. Я хрипло кричала, вырывалась, готовая хоть ползти, но увидеть — что там, на заднем сиденье за тонированными стеклами.

Горячая рука Эмиля грубо зажала рот, раня губы. Он удержал меня, пока я вопила сквозь ладонь.

— Уймись, — прорычал он, пытаясь сделать подсечку и уложить меня перед возможным огнем.

Но я потеряла разум. Глубоко и больно запустила зубы в руку мужа, и, сбросив с себя пальцы, бросилась к джипу и распахнула заднюю дверь.

На меня дохнуло свежим воздухом — противоположная дверца тоже открыта, салон продувало насквозь. Только поэтому я не ощутила запаха крови сразу. Она была на сиденье, на обшивке двери… Мама, наверное, сидела здесь.

На мгновение, я оцепенела, как кролик перед удавом. Во рту таяла наша общая кровь: моя из раздавленных об зубы губ, и Эмиля из прокушенной руки. Ни дышать, ни думать, ни существовать не могу. Я с трудом пересилила сковывающий страх. Не заботясь о том, что оставлю следы, я неживыми руками оперлась на сидушку и вытянулась, пытаясь увидеть, что с той стороны джипа. Я видела, что на земле кто-то есть, выпавший из машины…

Там лежал застреленный охранник. Больше никого.

Скрипнула водительская дверь, и я обернулась. Ее приоткрыл Эмиль, глядя вниз — на то, что мешало закрыть.

— Твою мать, — тихо сказал он.

Еще пристегнутый Борис свешивался на бок. В бледном виске зияла аккуратная черная дырочка. Одна рука упала на колено — он словно пытался отстегнуться, но повалился после выстрела. Вторая рука свесилась наружу, она и мешала.

На полу валялась мамина сумка, я жадно схватила ее и выбралась наружу.

Обернулась, надеясь, что материнское сердце подскажет — куда идти, где искать. Я рвалась на части, сгорала от отчаяния, понимая, что они могут быть где угодно. Прислушивалась к ветру, надеясь, что порыв донесет детский крик. Я тонула в беззвучной истерике.

Ко мне присоединился Эмиль, озираясь.

— Это ты виноват! — заорала я. — Ты все устроил! Ты похитил сына!