Навеки твоя - Мария Устинова

Холод между нами не исчез — от него тоскливо резало сердце. Когда я подумала, что в этом холоде придется провести всю жизнь, стало так плохо, что даже плакать не смогла. Еще недавно между нами был огонь, теперь мы лежали каждый со своей стороны кровати, как чужие.

Говорят, это происходит со всеми супругами. Со временем страсть незаметно уходит, а вслед за ней любовь. Как и мы, люди остаются вместе, связанные обязательствами, долгами и общими детьми. У нас все было иначе, а итог такой же.

Эмиль ровно дышал, мгновенно уснув. А я засыпала с мыслями, что хочу подольше не просыпаться…

Яркий свет. В комнате кто-то бубнил. Сквозь сон я решила, Эмиль с кем-то разговаривает. Когда я открыла глаза, он спиной ко мне смотрел новости. Знакомые кадры: разбитое окно и осколки, зал, с размазанной на полу кровью. Ведущий трагично сообщил, что господина Бессонова не довезли до больницы.

Нет, не приснилось вчера. И… что теперь? Все, конец. Мы оба этого ждали — теперь все должно быть хорошо?

— Скажи матери, чтобы возвращалась. Я хочу увидеть сына.

Я вопросительно уставилась Эмилю в спину.

— Ты торопишься?

— Да, — агрессивно ответил он. — Я семь месяцев не видел ребенка.

Все еще злится. И, наверное, так будет долго. Он вернул себе жену, только не простил. Я тоже хочу увидеть малыша. Я безумно соскучилась, но при мысли, что будет потом — меня кидало в дрожь. Я не понимала, какую роль Эмиль отводит мне в своей жизни теперь? Видит ли вообще рядом?

— Встретишься с ней, заберешь сына, про меня ничего не скажешь. Потом нас ждет новая жизнь, — он мрачно взглянул на меня. — Звони. Пусть летит ближайшим рейсом.

Новая жизнь… Это пугало сильнее, чем угрозы. Но старую ему уже не вернуть — его посадят.

— Что сказать твоему брату? — убито спросила я.

— Ничего. Это не его дело.

Вот мама обрадуется… Она устала вдали от меня, и Феликс будет рад вернуться к своим делам. Я набрала номер, представляя долгожданную встречу. Раньше я даже мечтать не смела, что наша семья соберется вместе. Теперь нам придется бежать, и хочу ли я всю жизнь провести в бегах, Эмиль не спросил. Просто унес, взвалив на плечо.

Мама смогла прилететь только через три дня.

Это время мужчины готовились. С Эмилем мы почти не говорили, хотя жили в одной комнате и спали в одной постели. Все делали механически: он вставал, я заправляла постель, варила им кофе. Семейная жизнь в аду.

Перед рейсом Эмиль посадил меня перед собой. Я отстраненно слушала спокойный голос.

— Из аэропорта пусть их заберет охрана, — сказал он. — Встретишься с ними в безопасном месте, успокоишь мать и возьмешь ребенка. Я буду ждать тебя в машине.

— Антон поедет с нами?

Вчера они делили деньги и патроны: по-братски, пополам. У меня сложилось впечатление, что наши пути расходятся.

— Он нас прикроет. Вещи ребенку собрала?

— Да.

Пока мужчины решали, как быть дальше, мне досталась чисто женская роль. Я собирала детское питание, памперсы, бутылочки. Это полностью моя забота — ничего не забыть. Это помогало отвлечься. От тяжелых мыслей, неизвестности, ожиданий. Я понимала, что мы уедем навсегда и больше я не увижу родных. Понимала, что Эмиль не отпустит нас, свою семью. И я поеду куда угодно, буду жить хоть в пещере, как бы ни сложились отношения с мужем. Как у матери, у меня нет выбора.

Может быть, вдали от города, если мы сожжем мосты, со временем все наладится, но сейчас я в это не верила.

— Мне кажется или ты не хочешь ехать? — в голосе мерещилась угроза. — Дина?

— Не знаю, — я поджала губы, боясь отвечать.

Эмиль был прав: нужно было улетать к ребенку, а теперь что — в бега с ним? С человеком, которого я люблю, любила, буду любить, а он, наказывая меня своим циничным равнодушием, убивает минута за минутой, как изощренным ядом? Наедине с ним, с его молчанием, вечным чувством вины и в полной изоляции, так мне придется жить? Это как изгнание. Погребение заживо.

— Вини себя, — вдруг сказал он. — Себя, Дина! Я от твоего любовника тебя увожу, семью свою спасаю, поняла?

Каждое слово стегало, как плетью, и я отвела глаза. Несколько раз я ловила в их обсуждениях имя Андрея. О нем говорили тихо. Где он, неизвестно. Его пытались перехватить в городе, но он исчез.

— Я говорил с ним не связываться? — он встал, распаляясь с каждым словом, и навис надо мной. — Предупреждал, кто он? Он нашу семью в покое не оставит…

Эмиль хотел добавить что-то еще, но я опустила голову. Позой сказала — руби, если хочешь. Процедив сквозь зубы ругательство, он ушел в комнату. Что-то отрывисто сказал Антону, вернулся со стопкой одежды и швырнул мне.

— Одевайся. Сейчас будешь звонить охране. Ни слова обо мне или где ты! Пусть везут их в район моих складов за город, там пересечемся.

Эмиль повернулся спиной, словно не хотел видеть меня голой. Все это время я ходила в его сорочке и сейчас, бдительно прислушавшись, что Антон делает в комнате, стянула ее через голову.

Среди одежды были бежевые брюки и блузка с поясом на талии. Простая, элегантная одежда: леди в отпуске. К этому наряду Эмиль купил мокасины — коробка валялась в коридоре. Я оделась, повыше заколола волосы и взяла телефон.

— Борис? Со мной все в порядке, не волнуйтесь, — заверила я охранника. — Вы можете встретить мою маму в аэропорту?

— Госпожа Кац! — он едва не заскрипел зубами от злости. — Где вы? Вы смотрели новости?

Он уже знает про Эмиля. Я проигнорировала вопрос. Думаю, догадается, что я с мужем.

— Встречаемся сразу, как заберете моих, — я объяснила, куда ехать.

— Я могу спросить, чем это вызвано?

— Объясню при встрече, — я сбросила звонок, кусая губы.

До зуда хотелось спросить Бориса, не выходил ли Андрей на связь. Они общались, пока я жила с ним — через мою охрану передавал мне вещи, они сообща обеспечивали безопасность. Если Андрей будет искать меня, Борис — та ниточка, через которую он может действовать. Мой телефон контролировал Эмиль, а когда мы воссоединимся с ребенком, заставит выбросить.

Но если Андрей сумел уйти от погони — залижет раны, и город вверх дном перевернет. Я помню, как он рвался ко мне, прикованный к машине. Такие чувства сами не проходят.

За час до посадки мы начали собираться.

Я повесила объемную сумку с вещами на плечо и ждала, пока мужчины скупо попрощаются. Они пожали руки, Эмиль похлопал по спине, крепко, словно меряясь силой, сжав кисть Антона. Они не стали друзьями, но кровь и порох сплотили их надежней, чем братьев. Мне тоже было жаль расставаться. Я помню, что Антон был единственным, кто меня поддержал и пошел на риск ради моего мужа, а я вытаскивала его из тюрьмы не жалея денег и связей, и заботилась о нем, пока он был в коме. Мы будем в разных машинах, какое-то время продержимся вместе, но кто знает, что дальше…