Империя. Путешествие по Римской империи вслед за монетой - Альберто Анджела
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…о жителях Сидона (еще одного города на ливанском побережье, ставшего мишенью для насмешек; ныне Сайда)…
В одной из школ Сидона ученик спрашивает учителя: «Какова емкость пятилитровой амфоры?» Учитель: «Ты имеешь в виду — с вином или с маслом?»
…и о жителях города Кумы (в наши дни — одного из населенных пунктов в окрестностях Поццуоли):
Куманец верхом на осле проезжал мимо сада. Увидев ветвь со спелыми плодами инжира, склоненную над дорогой, он, встав на спину ослу, схватился за ветку. Но осел тронулся, оставив седока висеть на дереве. Пришел сторож сада и спросил, почему тот висит. А куманец ответил: «С осла свалился».
Куманец сразу после смерти отца в Александрии Египетской отдал тело для мумификации. Прошло время, и, видя, что тело до сих пор не забальзамировано, он попросил его назад. Служащий, у которого на складе скопилось великое множество тел, спросил, по какому признаку он может узнать умершего отца куманца. «Он часто кашлял», — был ответ.
…о невеждах:
У недалекого умом учителя спросили, как звали мать Приама, последнего правителя Трои. Не зная, что сказать, тот ответил: «Мы из вежливости зовем ее Госпожой».
…о женоненавистниках:
Женоненавистник, у которого умерла жена, шагает в похоронной процессии. Прохожий спрашивает его: «Скажите, кто отошел в лучший мир?» — «Я, — отвечает тот, — поскольку избавился от нее!»
За столом в таверне сидит офицер кавалерии. Ему весело. Время от времени он разражается хохотом, реагируя на остроты окружающих. Для него они имеют более глубокий смысл: он никогда не хотел жениться. Более того, он — убежденный холостяк. Жены у него нет, но дети, вероятно, рассеяны повсюду. Сегодня мы бы назвали его донжуаном.
Признаемся, эта черта — отчасти семейный порок. Еще его дед вошел в историю не столько благодаря количеству связей, превративших его в античного Казанову, сколько из-за невероятных любовных похождений. Однако вам, возможно, его имя совсем незнакомо. Звали его Квинт Петиллий Цериал.
Он жил в Британии при Нероне и командовал IX Испанским легионом в момент восстания королевы иценов Боудикки. Мятежники разрушили Лондон (как повествуется в главе, посвященной Британии) и прочие центры. Цериал попытался стянуть все воинские силы, чтобы защитить город Камулодунум (ныне Колчестер).[61] Но, несмотря на героическое противостояние, его малочисленные силы были быстро отброшены прочь. Сам он чудом избежал гибели.
Однако не всегда Цериал черпал свои силы в битвах. Далеко не всегда.
Придя к власти, Веспасиан послал Цериала в Германию, вновь командовать легионом. И там… он снова попал в эпицентр восстания. На этот раз бушевали батавы на севере империи. Ему удалось усмирить противников (силами XXII легиона Фортуны Перворожденной, о котором речь шла в главе о Германии) и заслужить всяческие почести от императора Веспасиана (бывшего его шурином)…[62]
Именно на этой войне произошел эпизод довольно пикантного характера.
Однажды ночью римский лагерь атаковали варвары. Но Цериала там не обнаружили. Он тем временем был занят в ином «сражении» — с достопочтенной римлянкой. На вилле неподалеку. На поле боя он явился полуобнаженным…
Но это еще не все. Во время подготовки ночной переправы через Рейн, с целью добраться до авангарда римских солдат, варварские лазутчики, подплыв на небольших посудинах, потихоньку отвязали швартовы штаб-корабля Цериала и неслышно угнали его. Однако, когда враги ворвались внутрь, чтобы убить военачальника, их ожидал сюрприз. Герой исчез. Он проводил время вдали отсюда, в объятиях любезной местной дамы, а впоследствии должен был пробивать дорогу в тылу неприятеля, чтобы вернуться к своим солдатам. На следующий год Цериал стал правителем Британии и вынужден был бороться с другим племенем, бригантами. Но собственных любовных привычек не утратил. Он установил «дипломатические отношения» с бывшей королевой бригантов по имени Картимандуа,[63] своеобразной Клеопатрой севера, женщиной влиятельной, с характером.
Цериал завершил свою службу и жизнь в Риме, дважды побывав консулом и войдя затем в высочайшие придворные круги при Домициане.
Тацит описывает его скорее как отважного солдата, нежели мудрого военачальника («…смелый солдат, но неосторожный военачальник, который предпочитает бросать все силы на одно-единственное сражение. Он обладал природным даром красноречия, с помощью которого настраивал на битву своих солдат. Его преданность тем, кому он служил, была непоколебима»).
Абсолютно так же он поступал и с женщинами. Его влияние на солдат было огромным благодаря простой и прямолинейной манере обращения и гранитной выдержке.
Теперь монета перешла в руки нашего привлекательного офицера с проникновенным взором, ныне возлежащего на ложе триклиния на пиру. Он — один из приглашенных в доме крупного торговца тканями. Его статус — не самый высокий из приглашенных, среди которых существует четкий кодекс «лежачих» мест, указывающих на иерархию гостей.
В промежутках между подачей блюд, чтением стихов и короткими танцами ведутся разговоры, затрагивающие множество тем: от изобильного урожая до новостей с Востока, от воспоминаний о путешествиях по провинциям до обсуждения странностей местных привычек. Молодой офицер вежливо выражает свое мнение, но в целом хранит молчание, поскольку сосредоточен на ином «обмене мнениями». Он оказывает знаки внимания жене хозяина дома, возлежащей рядом. Это — рискованное предприятие, но именно поэтому оно особенно возбуждает. Кроме того, хозяйка, которая гораздо моложе своего супруга, похоже, тоже включилась в игру. Она обладает пышными формами, выразительными глазами и копной рыжих волос, отдельными прядями спускающихся на плечи, подобно тугим завиткам виноградных лоз.
Молодой военный, сколь странно это бы ни показалось, не преследует заоблачных целей. Он лишь воплощает на практике то, что советует предпринимать в подобных ситуациях Овидий. Его сочинение — настоящее руководство по соблазнению во время пиров.
Как же действовать? Послушайте, что советует великий поэт, автор трех книг «Науки любви» («Ars amatoria»), живший примерно за столетие до происходящего.
Следуя этим рекомендациям, будет совсем легко «поведать даме вполголоса тысячи тайн, чтобы она поняла, сказано это о ней».[64] Либо, продолжает Овидий, преподнести лесть таким образом, «чтобы твоей госпоже знать, чья она госпожа». «Взглядами взглядов искать, изъясняясь их пламенным блеском».