Афанасьева, стой! - Олеся Стаховская

– Для этого я здесь и работаю.

Я прождала чуть больше часа. Заварила чай, который получился хуже, чем у Семёнова, но меня это не особо расстроило. Похрустела печеньем, заела его конфетами, конфеты – бутербродом с докторской колбасой. Бутерброд – печеньем. Печенье – конфетами. И только на третьем круге поняла, что нужно прекратить этот всплеск неврастенического жора. Естественно, я переживала. Естественно, за детей. Если окажется, что Петрович не причастен к их исчезновению, мы снова вернемся к исходной точке. К полному тупику. А дети тем временем… Нет, лучше об этом не думать. Лучше скушать конфетку.

– Афанасьева, ты все наши припасы изничтожила? – поинтересовался возникший в дверях Семёнов. За его спиной маячил малоприятный опер.

– Нет, – честно ответила я. В вазе ещё оставались пара конфет и одна поломанная печенюшка.

– Поехали.

– Куда?

– Куда надо. Будем избавлять тебя от излишков человеколюбия.

Ехали мы с почетным эскортом. К машинам Управления присоединились полицейские фургоны и несколько карет «скорой помощи». Ехали красиво, с мигалками, игнорируя красные сигналы светофоров. Я впервые почувствовала себя значительной персоной. Внушительный кортеж остановился возле одной из многоэтажек-муравейников спального района.

Волна мужчин в чёрной форме хлынула в подъезд. Мы с Семёновым топали по лестнице позади всех. Я услышала, как где-то высоко, этажей через пять, грохнула, падая на пол, входная дверь. Добравшись до нужной квартиры и прошагав по лежащей в пыли и штукатурке металлической двери, мы с Семёновым с трудом протолкались сквозь забитый людьми узкий коридор.

Небольшая двухкомнатная квартира была заставлена двухъярусными кроватями, в каждой комнате по пять штук. На кроватях, укрытые одеялами по самые подбородки, уставив бледные лица в потолок, лежали дети пяти-шести лет. Лежали недвижимо, словно куклы, и никак не реагировали на наше шумное вторжение.

Это больше походило на склад игрушек или запасники музея восковых фигур. У меня чуть не остановилось сердце от боли. Настолько страшной оказалась правда.

Вокруг кроватей рассредоточились медики.

– Неужели они… – я не смогла произнести это слово.

– Нет, дети живы, – успокоил меня один из медиков. – Судя по дыханию и сердечному ритму, спят. Глубоким сном. Очень глубоким.

– Они зачарованы, – со знанием дела произнёс Захар Матвеевич. – Молодые люди, выносите детей. Только аккуратно. Размещайте в машинах и везите в ведомственную больницу. С их состоянием будем разбираться на месте.

Полицейские и оперативные сотрудники Управления бережно вынимали детей из постелей и выносили из квартиры. Я наблюдала за процессом, зажав рот ладонью, а по щекам ручьём текли слёзы.

Семёнов неслышно подошёл со спины, обнял меня. Я развернулась, прижалась к нему всем телом, уткнулась лицом в куртку, сдавленно всхлипывая. Семёнов крепко держал меня в своих руках. Он ничего не говорил, лишь гладил по голове. И его молчание, его поддержка были дороже любых слов.

– Ариш, нам пора, – тихий голос с мягкими, непривычно нежными интонациями напомнил, что мы на работе.

Я встряхнулась, осторожно высвободилась из уютных объятий, вытерла щёки. После чего попыталась ладонями оттереть влажное пятно на груди Семёнова от отпечатков пудры и туши. Но безрезультатно. Похоже, я должна ему химчистку.

– Афанасьева, отцепись уже от моей куртки!

– Не могу. Кажется, я качественно её загадила. Теперь пытаюсь исправить ситуацию.

– По-моему, ты только хуже делаешь. Не волнуйся, я как-нибудь её ототру. Афанасьева! Заканчивай, говорю, с этим эротическим массажем. Я же не каменный. Возбудиться могу.

– Ой! – шарахнулась я от напарника, а затем поймала его насмешливый взгляд. – Тьфу на тебя, Семёнов!

Мы собрались в кабинете, который делили Захар Матвеевич, Семёнов и Ринат. Сотрудники Управления расположились на своих рабочих местах. Внештатный консультант Арина Афанасьева скромно притулилась на стульчике возле стола ведуна.

– Поздравляю вас, дорогие коллеги! Искренне, от всей души! Арина, Алексей, вы молодцы! Отлично справились с заданием.

После того как отзвучала торжественная благодарственная речь и затихли её отголоски, я робко поинтересовалась:

– Захар Матвеевич, а этот Петрович, кто он? И зачем ему были нужны дети?

– Хороший вопрос, Арина. Вы, как сотрудник Управления, пусть и внештатный, имеете право знать правду. Васильев Пётр Петрович не совсем человек. Точнее, вовсе даже не человек. Он типичный представитель нечисти, относится к довольно редкому, исчезающему виду хапунов. У особей его вида на инстинктивном уровне заложено стремление похищать вздорных и капризных детей.

– Зачем они ему? Вздорные и капризные?

– Для того чтобы вырастить достойную смену. Видите ли, хапунами не рождаются, в них превращаются. В зоне риска находятся дети от четырёх до семи лет. После того как они попадают в жилище нечисти, их подвергают довольно жёстким, ломающим психику методам воспитания. Пары лет в обществе хапуна достаточно, чтобы ребёнок переродился. Детская психика подвижна, неустойчива и весьма подвержена влиянию. Маленькие дети вообще являются объектом повышенного интереса со стороны практически всех видов нечисти. Из них легко лепить себе подобных и таким образом продлевать род. До принятия христианства на Руси существовала устоявшаяся веками система заговоров и оберегов для малолетних детей. Весьма действенная, к слову. Затем на смену языческим ритуалам пришло таинство крещения. Что характерно, все дети, попавшие в руки гражданина Васильева, были некрещёными. К счастью, хапуны в наше время практически перевелись. Встреча с ними большая редкость.

– А как же представители других религий? У которых нет крещения?

– Практически в каждой религии существуют свои ритуалы и таинства, призванные оградить невинную душу от посягательств нечисти.

– Как он умудрялся похищать детей и оставаться при этом незамеченным?

– Хапуны пробираются в жилище по печным трубам. И тем же путем покидают его.

– Как Санта-Клаус, – фыркнула я. – Но в домах и квартирах, где живут дети, вроде бы не печное отопление.

– Не печное, – согласился ведун. – Васильев проникал внутрь через камины. Вы, наверное, заметили, что в каждом доме были камины.

– Нет. Не обратила внимания, если честно. Вроде бы со схемой похищения всё понятно. Непонятно другое. Петрович давно уже не юноша. И не первый год живет в Москве. Почему же всплеск похищений случился именно сейчас?

– Он вошел в пору гнездования, если объяснять доступным языком. То бишь у него появилась непреодолимая потребность создавать себе подобных. До нынешнего года он и сам не подозревал о своей уникальности. Жил себе потихоньку, никого не трогал. В этом же году у него проявились некоторые странности, которые он, не разобравшись в ситуации, списал на склонность к педофилии. Боролся с пагубным и противозаконным пристрастием как мог, то есть с помощью другого пагубного пристрастия, зелёного змия, что лишь все усугубило. В какой-то момент он уже был не в состоянии себя контролировать.