Висельник и Колесница - Константин Жемер

- Братья Белье? – коротко спросил полковник, которого интересовала судьба новоявленных Каина и Авеля.

Напуганный француз объяснил, что оба офицера сразу после дуэли исчезли, и знать о себе более не давали. Дальше расспрашивать пленного не имело смысла, потому Максиму пришлось оставить тему исчезновения братьев открытой.

В Малом Ярославце тем временем неприятель также предпринял скрытую атаку. И с большим успехом: удалось вытеснить русских из Спасской слободы. На колокольне, среди верёвок, словно ласточка, запутавшаяся в силках, висел мёртвый монашек.

Максим отогнал от себя тревожные мысли о судьбе Бистрома, Толстого и остальных. Бой за батарею сильно измотал полковника, но оставалась несделанной рекогносцировка. Потому, распрощавшись с добрейшим Беллинсгаузеном, Крыжановский отбыл в сопровождении своего отряда к Немцово, что лежало на две с половиной версты южнее. Там он до самого подхода основных сил занимался разметкой будущих фортификационных сооружений.

Глубокой ночью сделалось известно, что в продолжение дня Малый Ярославец восемь раз переходил из рук в руки и, в конце концов, полностью сожжённый, остался за французами. Последнее обстоятельство, впрочем, важности не имело: армия Кутузова твёрдо встала полукольцом на укреплённых позициях, совершенно отрезав неприятелю путь вглубь Империи. У Наполеона не оставалось сил прорвать русскую оборону. И Наполеон отошёл. Впервые в жизни Император французов отступал перед лицом ожидавшего его неприятеля. Малый Ярославец, стяжав великую славу, стал последним русским городом, до которого докатилось нашествие Антихриста.

Глава 15

Rendez-vous

13 (25) октября 1812 г.

Позиции русских войск близ села Немцово в нескольких верстах от уездного города Малый Ярославец.

Как ни хороши городские квартиры, сделанные на манер европейских, но Максим всегда чувствовал нутряную тягу к чему-то иному. И вот теперь, сидя возле грубого стола в собранном за три часа бараке, с полом, на аршин утопленным в землю, оставалось молча признать преимущества практического ума над идеалистическим.

Полковника трясло в лихорадке, он изредка чихал, при этом всякий раз сипло ругаясь. Протва, будь она неладна! Мелкая – воробью топиться речка, каковую перемахнул вброд и даже не заметил, взяла да одарила жестокой простудой.

Совсем пришлось бы пропадать, кабы не забота верного Ильюшки. Вкусный чад готовящейся каши, что рвётся от котелка под застреху, горячая вода в кадке, приятно щиплющая босые ступни – это ли не возвращающий здоровье уют?

С благодарностью принимая суету денщика, Максим все-таки бесился – еще бы! – столько дней потеряно из-за гнева фельдмаршала! Потом случилось дело, и вот, казалось бы, препоны устранены, можно видеться с Еленой, но табор отчего-то задерживается. Не спешит Лех Мруз. Видно, не хочется старому расставаться со своими тайнами.

Зато одичавший под арестом Толстой терзаем несносными порывами.

Услыхав стихи Уильяма Блейка, положенные на пошлый мотивчик солдатской строевой, Максим поморщился – раньше Фёдор не шёл дальше декламации, нынче же потерял всяческое чувство меры и, о, ужас! – запел.

- Как же так, Максим Константинович?! – крикнул Толстой, врываясь в барак. – Угораздило же тебя!

Красный угол принял чуть насмешливый, но вполне учтивый поклон Американца.

- Не говори, дружище! – гнусаво рыкнул Крыжановский и, с трудом удержавшись от чиха, продолжил. – Отродясь так не хворал!

Толстой усмехнулся, доставая из-под полы бутыль с мутной красноватой жижей.

- Что это? – подозрительно поинтересовался больной.

- Водка с кайенским перцем, – таинственно подмигнул граф, – матушкин фамильный рецепт.

- Микстура, коей тебя пользовали во младенчестве?

- Пей, не разговаривай, – уверенно посоветовал Фёдор, поднося полковнику налитый до краёв лафитник.

Горестно вздохнув, тот глотнул жгучего зелья.

- Ай, молодец, витязо! – С цыганским придыханием возопил Толстой. – Смотри-ка, даже не поморщился.

«Это чтоб тебе на язык не попасться!» – подумал Максим, борясь с возгоревшимся внутри пламенем, вслух же осведомился:

- Ужель разочаровал, Теодорус?

С мягким шелестом поднялся парусиновый полог, впуская денщика. Торжественно и осторожно Ильюшка внёс обёрнутый полотенцем глиняный горшок. Из-под крышки вырывался густой пар.

- Картошечка, вашвысбродь! – провозгласил Курволяйнен. – Матушка завсегда из меня хворь ею выгоняла. Извольте прикрыть головочку полотенечком и подышать парком. Враз полегчает.

Поставив горшок на стол, денщик с глубокомысленным видом опустил палец в воду, что грела ноги полковника, и поспешил за очередной порцией кипятку.

Максим накрылся полотенцем и приник к горшку с картошкой. Граф же стал развлекать товарища повествованием о похождениях в Малом Ярославце.

- Я ведь не собирался идти в атаку. Это всё отец Ксенофонт! Стоило покинуть hauptwache, как сей одержимый пристал с нравоучениями. Я возьми и расскажи про Орден.

Полковник показал заинтересованное лицо из-под полотенца.

- Ты бы видел, Максимус, что сделалось с батюшкой, – Американец выпучил глаза. – Святой отец препоясал чресла и возжелал немедленно отправиться на битву с Антихристом. Пришлось идти в бой вместе с ним, не бросишь же старика. Ох, и славно повоевали, скажу я тебе! Гнали неприятеля так, что только пятки сверкали. Эх, кабы итальянцы не полезли…

Граф осёкся, потому что в бараке внезапно потемнело. То прибыл с визитом генерал Семёнов.

- Дай обниму, Максимушка! – радостно заревел генерал. – Я тут старого Беллинсгаузена повстречал. Живописал он мне твою меткость. Да, уж! Кланяйся в ножки, граф. Перед тобою спаситель наших душ.

Крыжановский накрылся полотенцем. Ему совершенно не улыбалось с заложенным носом пускаться в россказни. Зато Семёнов сделал это с превеликим удовольствием. Максиму осталось лишь добавить эпизод с гибелью Кериака.

- Совсем забыл, – вскричал граф. – Вернер ведь тоже сложил голову под Малым Ярославцем. Верите, господа, в моей практике такое впервые, чтоб секундант следовал на тот свет прежде кого-то из дуэлянтов. Что сей факт может означать?

- Очевидно, дуэль наша, Фёдор, становится смертельно скучной для её участников, – заявил Максим и оглушительно чихнул. – Видишь, правду говорю.

- Ой, я тоже позабыл кое-что… – генерал заговорщицки подмигнул и добыл из-за пазухи небольшую баночку толстого синего стекла. – Медвежий жир. Матушка-покойница говаривала, нет на свете лучшего растирания при простуде… Чего это вы, господа? Разве я сказал нечто смешное?