Дурная кровь - Эуджен Овидиу Чировици

Вот в этот самый дом я и пошел одним августовским вечером с девчонкой по имени Марша Джонсон. Мне тогда было четырнадцать, и я был влюблен в Маршу. Ей очень хотелось посмотреть, что там внутри, а я не хотел упускать возможность показать ей, какой я смелый.

И вот около девяти вечера мы стояли напротив дома Хогартов, и я, честно признаюсь, чуть не намочил штаны. Я всегда боялся темноты, а от историй про привидения у меня по коже бегали мурашки. Как-то я начитался рассказов Эдгара Аллана По, так мне потом целую неделю снились кошмары. Если бы Марша попросила меня спрыгнуть с третьего этажа – это было бы легче.

Мы пролезли в щель в заборе, на цыпочках прошли через двор к потрескавшейся парадной двери. Дверь была не заперта. Я мгновенно взмок от пота, а в горле у меня пересохло.

До сих пор не могу понять, что же все-таки произошло потом. Помню, мы вошли в темную гостиную, я включил фонарик, который купил накануне, но он почти сразу погас. Тогда я проверил, плотно ли вставлены батарейки, снял стекло и вкрутил до упора лампочку. Ничего, фонарик можно было выкидывать. За те несколько секунд, пока он еще работал, мы успели разглядеть кое-какую укрытую чехлами мебель, которая напоминала покойников под саваном, и щели в полу.

Мы на ощупь прошли к двери, которая, как оказалось, вела на лестницу. Лестница была похожа на окаменелые останки громадных динозавров, которых можно увидеть в музеях естественных наук. Одно радовало: Марша впервые взяла меня за руку, так что мы не могли потерять друг друга. Скрип половиц сопровождал каждый наш шаг, на сорванных ставнях болтались обрывки штор. В центре гостиной стоял деревянный стол, его ножки наполовину утонули в прогнившем полу. Пахло крысами и плесенью, как старое тряпье и протухшие маринованные огурцы. Я пнул ботинком валявшуюся на полу бутылку, она с грохотом откатилась к стене. Под ногами скрипели осколки стекол, обрывки картона, щепки и пустые жестяные банки.

Мы подошли к лестнице, и я наступил на первую ступеньку, хотя сомневался, выдержит ли она мой вес. И в этот момент я что-то увидел. Не на лестнице, а где-то слева от меня, в той стороне, где коридор уходил в сторону подвала.

Я так и не смог вспомнить, что это было. Не смог описать, вернее, я забыл это уже в следующую секунду. Мой мозг, вероятно, не успел обработать то, что увидели мои глаза.

Люди делят время на секунды, минуты и часы, дни, недели и месяцы, годы, столетия и тысячелетия. Но есть во времени интервалы настолько короткие, что они для нас практически не существуют. Эти частички времени невозможно зафиксировать глазами, осознать разумом или поместить в какой-нибудь каталог наших ощущений.

Было бы намного проще сказать, что я видел привидение в кандалах, или зомби с топором в голове, или одноглазого волосатого великана. Но то, что я видел, в миллионы раз страшнее и ужаснее, чем все эти пугалки, вместе взятые. Вот почему у этого нет названия и его нельзя описать словами. Даже в ночных кошмарах.

Я знаю только, что буквально застыл на месте. Мне отчаянно хотелось закричать и убежать оттуда, я даже за Маршу больше не боялся. Помню, я, как мячик, перескочил через порог и упал на грязный пол. Спотыкаясь, побежал дальше, и кусты цепляли меня за штанины. Я перешел на шаг, только когда оказался в парке напротив ратуши. Там я целый час просидел на скамейке, прежде чем смог встать и пойти домой. Я что-то пробормотал в свое оправдание перед родителями и поднялся в свою комнату. После этого я целую неделю спал с включенным светом и с перочинным ножом под подушкой.

Не знаю, видела тогда Марша что-нибудь или нет, мы с ней после этого перестали встречаться. И я никогда не пытался вспомнить, что именно я видел в тот вечер, потому что понимал – это бесполезно. Знаю только, что потом много лет спрашивал себя, зачем мне понадобилось входить в дом Хогартов, что за больное любопытство подтолкнуло меня к этому шагу, если, конечно, не считать любви к дочери Дэна Джонсона. Или, что будет точнее, почему, оказавшись внутри, я почувствовал присутствие того, что притаилось там, в темноте, поджидая меня и только меня одного. Да, я могу не помнить, что тогда увидел. Но с тех пор я знаю: есть вещи пострашнее смерти, и у каждого из нас – свой персональный кошмар.

Помню, Джули однажды мне сказала:

– Ты выбрал самую опасную в мире профессию. Однажды, когда ты будешь рыскать по этим темным закоулкам, на тебя нападет монстр и проглотит тебя, а ты даже понять не успеешь, что происходит. Будь я, как ты, охотником за призраками, я бы вела себя осторожнее.

Я принял душ, а потом лег спать с включенной на прикроватном столике лампой.

Утром я проверил почту в ноутбуке. Среди входящих сообщений было письмо от Мэллори. Один его помощник наткнулся на новую информацию об Абрахаме Хэйле. Это была статья в местной газете в Луизиане, вышедшая еще в начале шестидесятых. Скан статьи Кен прикрепил к письму.