Квартира со всеми неудобствами - Анастасия Соловьева

– Да, забыл! – повторила я, чтобы сделать себе побольней.

Сама не зная зачем, я заехала на елочный базар и тоже купила малюсенькую неказистую елочку с двумя поломанными веточками. Все нормальные елки были раскуплены заблаговременно, и мне пришлось выбирать из остатков.

Припарковавшись на обычном месте, перед домом, я выбралась из машины, вытащила с заднего сиденья свою нескладную елочку и похромала к подъезду… И тут вдруг насторожилась. Вот и первый новогодний сюрприз!.. Чуть поодаль от моего подъезда стоял, словно притаившись, черный «лексус» со зловещим номером 007. Он находился здесь, видимо, давно, потому что его основательно присыпало снежком. Мне подан мрачный предостерегающий знак! Вид этой машины живо напомнил все мои недавние злоключения.

Как все неприятно! Выходит, Галина сейчас в нашей квартире! И что она там может делать в такое время?.. Осматривает свои новые владения! Вот что!

Я с удовольствием бы развернулась сейчас и поковыляла в обратном направлении, но… куда?.. Здесь мой дом, в конце концов!.. Решительно раскрыв дверь, я вступила в пустынное, сумрачное парадное и мужественно вызвала лифт.

Превозмогая желание прокрасться незаметно и как можно тише проскользнуть к себе, я нарочно гремела ключами и кашляла. Я иду к себе домой!..

В квартире стояла гробовая тишина. И совсем не ощущалось никакого постороннего присутствия. Как будто и нет никого!.. Странно… Я напрягла слух… Нет… ни единого шороха, ни звука… Все очень даже загадочно…

Я потопала по половику, сбивая снег с сапог. И тут чуть слышно скрипнула дверь Веры Анатольевны. Я мгновенно замерла… Мурашки пробежали по моей спине.

Из соседской двери появился Вадим!..

– Аделаида!..

Звук его голоса дико прокатился по коридору и замер где-то в вышине за общественным туалетом. Я не поняла сразу почему, но и вид Вадима мне тоже показался каким-то неестественным, даже диким. Он был в черном костюме, без галстука, под расстегнутой на три пуговицы рубашкой поблескивал золотой крест.

– Аделаида, я непрерывно пытаюсь дозвониться до тебя и сказать, что… – Он аккуратно прикрыл дверь Веры Анатольевны и шагнул ко мне. – Но у меня ничего не получается! Который уже день!.. Ты не хочешь говорить со мной… И даже не можешь меня выслушать! Но мне необходимо сообщить тебе одну… одно страшное известие!.. Понимаешь меня?..

– Страшное?.. – переспросила я, пугаясь чудовищного эха наших голосов в пустом коридоре.

– Да!.. – Он усиленно потер лоб. – И это касается нас обоих!

– Какое, Вадим?! – еле слышно пролепетала я. Мне даже отдаленно не представлялось, что он может вдруг сейчас сказать. И от этой неопределенности становилось еще страшнее. Мы стояли одни в темном коридоре выселенной квартиры, и казалось, что и во всем доме тоже нет ни единой души.

– Дело вот в чем… – тяжко передохнул он, подбирая слова. – То есть она, эта новость, даже может быть, и не то чтобы страшная… Тут другие совсем слова нужны. Ты только не волнуйся, Аделаида. Да…

Я расстегнула и сразу же опять застегнула куртку. Мне стало зябко.

– Аделаида… ты помнишь, я тебе рассказывал, что Галина будто бы занимается подставами?..

Я кивнула, потуже застегнув «молнию» на куртке.

– Ах, ну да!.. – внезапно вскрикнул Вадим. – Прости, ты же и так все прекрасно знаешь, без меня… Да-да, верно-верно! Тем лучше…

– Да что случилось, наконец! Вадим?! – не выдержала я напряжения. Скорее по привычке, чем осознанно, я подошла к своей двери и начала отпирать ее.

– Только ты пойми это правильно, Адель. – Он придержал мне дверь, и я с елкой втиснулась к себе. – Можно я буду тебя так называть?

– Нет, не можно! – не позволила я. – Зачем, а?.. Лучше зови меня, как и звал. Или – Адой, если хочешь.

– Адой?.. Хочу!.. – невероятно серьезно кивнул он.

В другое время это выглядело бы даже смехотворно, но сейчас от его серьезности мне стало не по себе.

– Стряслось что-то невероятное? Так ведь?! – догадалась я. – Да, Вадим?..

– Ада, стряслось вот что… – откашлялся он. – Но только сразу скажу… Случилось это не сегодня!..

– А когда же?

– Четыре дня тому назад. – Он внимательно посмотрел на свои наручные часы. – Ох! У меня часы-то встали!..

Это сообщение меня окончательно деморализовало. Вадим принялся заводить часы, а я тем временем сосредоточенно соображала, во что бы такое поставить свою несчастную елочку.

– Лучше всего в большую банку с водой… – подсказал Вадим, приложив часы к уху. – Чтобы не так быстро осыпалась.

– У меня вроде нет такой…

– А вот же – подходящий бутылец!

Он поднял с пола большую черную бутыль, приготовленную мною к выбросу.

– Тогда налей в нее воды, – распорядилась я. – Кухня вон там…

– Я помню, – улыбнулся Вадим и принялся разуваться.

– Не разувайся. Иди так.

Он кивнул, продолжая расшнуровывать ботинок.

– Вадим, так иди! – прикрикнула я. – У меня нет мужских тапок! А женские тебе будут малы. Вадим!..

Он все же разулся и в носках двинулся с бутылью на кухню.

…Его долго не было. На кухне яростно хлестала вода…

Да что он там делает?! – подумала я и отправилась к нему, не выпуская из рук своей жалкой елки.

Вадим, склонившись над раковиной, старательно бултыхал в бутыли воду.

– Ты что делаешь, а?

– Отмываю бутылку от вина, – спокойно пояснил он. – В ней же вино было!

– А знаешь, какое вино? – Я задала ему тестик на памятливость.

Он довольно усмехнулся:

– Уссурийское. Мое любимое!

– Откуда оно здесь взялось? В курсах?

– Ха. Еще бы!..

Он вылил и принялся снова набирать воду в бутыль.

– Так я не поняла… Откуда оно здесь?

– Я принес!

– Молодец… Кофе будем пить?

– Мне покрепче.

– Сам насыплешь, сколько тебе нужно. Понял? И хватит уже плескаться!

– Все понял, – покладисто согласился Вадим.

– И смотри, как ты тут набрызгал кругом! Со своим бултыханием!..

Вы думаете, почему я так заговорила с ним?.. Дура потому что набитая? Или от нервозной обстановки?.. А вовсе нет! Просто потому, что я прекрасно почувствовала, что именно так я и должна теперь с ним говорить. Мне совершенно неизвестно, что у него там стряслось… но я превосходно поняла по той восхитительной атмосфере, разлитой на моей миленькой кухне, что, может быть, и произошло что-то баснословно страшное или даже ужасное, но только не для меня! А для меня – совсем-совсем наоборот!..