Охотник за смертью - Наталья Игнатова

– Разумеется. Час утром и час вечером ты можешь проводить, как привык. В твоих апартаментах достаточно плотные портьеры?

– Да, спасибо. Кстати, – Альгирдас мило улыбнулся, – ты знаешь, что у твоих слуг была привычка подслушивать под дверью?

– Была?

– Была. Я их отучил. Так на ком ты все-таки женишься, Орнольф Гуннарсон? Судя по болтовне твоих кухарок, намечается чудовищный мезальянс, м-м?

– Сегодня же рассчитаю этих гусынь.

– Подарить тебе десяток немых рабов? Очень удобно… – увидев нетерпеливую досаду в глазах рыжего, Альгирдас поднял руки: – Орнольф, я умоляю, не надо напоминать, что здесь нет рабства. Тебя сочтут благодетелем, если ты дашь работу и кров исполнительным инвалидам! Так кто твоя невеста? Дочь рыбака? Или она сама рыбачка? Я что-то не очень понял, сведения противоречили друг другу. А может, она трудится на рыбной фабрике? У вас ведь здесь повсюду фабрики… Слушай, если тебе так уж хочется пригреть кого-нибудь убогого, не лучше ли завести собачку?

Они оказались на ногах одновременно. Орнольф сгреб Паука за грудки, сминая шелковый галстук. Затрещала тонкая ткань сорочки.

Прижав его ладонь, Альгирдас другой рукой толкнул локоть Орнольфа вверх и чуть повернулся. Датчанин крякнул от боли в вывернутых суставах и разжал пальцы. А через мгновение они были уже в двух шагах друг от друга.

– Как все меняется, – напевно проговорил Альгирдас, покачиваясь с пятки на носок: – ты уже не можешь поколотить Паука, рыжий. Ты и раньше не мог, но тогда я позволял тебе многое, и доставалось мне всегда за дело. Так что там с твоей невестой?

– Не говори о том, чего не знаешь, Хельг.

– Я Ольгерд, мы же договорились. Ты прав, я многого не знаю, но о чем-то ведь могу и догадаться. Она, конечно, не рыбачка, она – сирота, воспитанная какой-то «доброй женщиной». И она любит тебя, но ее воспитание, происхождение, все, чему ее учили, оставляет ее на много ступеней ниже тебя, так? Свободная страна! – произнес Альгирдас с непередаваемыми интонациями, – свободные люди с равными возможностями! И бедная девочка, нечистокровная сиротка, до ужаса боится косых взглядов, сплетен и того, что ты не сможешь ее защитить. А тебе всегда было плевать на происхождение, семью, традиции и привычки. Только твоим друзьям, твоим здешним друзьям, до всего есть дело, правда, Орнольф? И тебе дорога репутация, твоя и твоей будущей жены, и уезжать отсюда ты не хочешь, не можешь уже, как раньше, бросить все и уйти по хейлиг фэрд следом за ветром. Ты с ужасом ждешь свадьбы, на которой твоя невеста будет подвергнута самой критической оценке – ее манеры, ее речь, ее внешность, вся она. Благие боги, Орнольф, мог ли я подумать, что ты станешь бояться собачьего бреха?

– Заткнись!

– И тогда ты догадался позвать сюда меня, – Альгирдас уже не улыбался – щерился по-звериному, показывая длинные клыки. – Князя из России. Диковинку, которая полностью отвлечет внимание гостей. Твоей невесты они даже не увидят, так ведь? Сестра там или не сестра, им станет все равно. Потому что здесь будет Паук, сидский выродок, от которого ни один смертный не сможет отвести глаз. Даже ты… не можешь. Будь оно все проклято! – Альгирдас отвернулся, снова уставившись в высокое окно. – Скажи, что я не прав, Орнольф, – попросил он тихо.

– Прав, – Орнольф разглядывал еще висящие в воздухе белесые облачка дыма.

– Рыжий, – Альгирдас вздохнул, – начав врать, не останавливайся, это же неприлично. И… неприятно. Пусть будет так, как ты хочешь. Тебе нужна паутина – вот она, паутина. Тебе нужен Паук – вот он, Паук. Я просто… ладно, это ерунда.

– Хельг, я не думал, что это так очевидно.

– Это не важно. Скажи, что собирался сам попросить меня. Соври что-нибудь… Есть еще пожелания?

– Прости меня.

– Я же сказал, это все ерунда. Рад оказать тебе услугу, тем более что мне она ничего не стоит. И, кстати, я не Хельг. Я Ольгерд, не забывай об этом.

Когда наконец-то настала ночь, и в большом доме Орнольфа заснули все, включая навсегда избавленную от любопытства прислугу, Паук позвал рабов и, раздав каждому по короткой записке, отправил в разные концы города.

Сам же, выкурив напоследок еще одну сигару, открыл окно и с ловкостью ящерицы спустился с третьего этажа во двор. Тенью перемахнул через ограду. Перекинулся в волка и помчался по темным улицам, сквозь миллионы запахов, в волнах бессчетного количества звуков, в ласковой серой полутьме.

Взлететь бы! Да разве полетаешь в этих городах, где на каждому углу по увенчанному крестом храму, и через каждые сто метров можно натолкнуться на полисмена? Как рыжий живет здесь? Непонятно.

На узкой кривой улочке, в обшарпанной конторе, с окнами такими же темными, как по всей округе, за дверью с лаконичной табличкой «Closed», его уже ждали. Ждали те, кто считал себя истинными хозяевами города. Вполне, кстати, обоснованно. Они только Орнольфа в расчет не принимали. Но, судя по тому, что успел увидеть Паук за неполный день, Орнольф, мягко говоря, не владел ситуацией. Давно ли? Это предстояло выяснить. А сначала следовало провести подготовку к завтрашнему бракосочетанию. Сделать то, о чем Орнольф не позаботился и вряд ли догадается позаботиться, даже если его ткнуть носом во все недоработки.

Поэтому и пришлось Пауку Гвинн Брэйрэ назначить встречу тем, кого ненавидел он едва ли не больше, чем мужеложцев. И убивал при любой возможности. Пока Орнольф… – опять Орнольф! – не втолковал, что это сродни бою с тысячеглавой гидрой. И не предложил другой способ.

Оправдывающий себя по сей день. Да, рыжий, ты всегда был силен в том, что касалось разного рода договоров и объяснений.

И теперь Альгирдаса ожидали упыри. Те, которых не убили. Те, с кем когда-то придумали договориться. Эти, собравшиеся здесь, понятия не имели, что за наглец созвал их всех в самый разгар рабочей ночи, но Паук воспользовался нужными словами, верными паролями, и упыри пришли. Чтоб хотя бы взглянуть: кого же им разорвать на куски за наглость и владение излишней информацией.

Альгирдас вернул себе человеческий облик и, подходя к конторе, позволил охранникам увидеть себя. Пусть дадут знать хозяевам. Почти сразу он увидел чары и ощутил их легкое прикосновение – едва уловимый теплый ветер, отчасти похожий на тот, по которому пускают порчу колдуны. О том, что в городе обосновались, среди прочих, и упыри-чародеи Паук, разумеется, знал. Но недовольство, замешанное на зависти, никуда от этого не делось. Каким-то мертвым кровососам не мешало ни обилие храмов, ни пронизывающие весь город токи христианской веры, а он, древнейший и лучший из охотников, был здесь беспомощней новорожденного котенка.

Хм. Ну, это, пожалуй, слишком сильное сравнение.

Паук не спешил, и впавший в транс чародей изучал его, уверенный в том, что чары неощутимы. Только бы не разбежались они там, когда выяснят, с кем предстоит разговаривать.

Протянув по узорам чужой ворожбы свою паутину, Альгирдас дождался момента, когда упырю откроется правда. И успел мягко, успокаивающе сдавить его разум шелковыми петлями. «Все в порядке, маленький кровосос, все хорошо, никто тебя не обидит».