Амфитрион - Дмитрий Дикий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы что творите-то, братья? – спросил Русский хрипло.
– Мы не братья, – отозвался Ослябин негромко. Пересветов только дернул плечом, как бы говоря: «А, да какая разница».
Русский продолжал:
– Вы что деете? Вы зачем человеку дорогу переходите среди белого дня?
– Артемий, успокойся, – предложил Карен. – Съешь еще этих мягких московских булок да выпей чаю.
При этом предложении Фардарриг закрыл журнал и поднял глаза на Карена.
– Знаете, – он медленно поводил головой туда-сюда, как бы пытаясь уловить запах чая, – а я бы не отказался от чашки чая, уже ведь почти пять. Булочка не принципиальна.
– Конечно, мистер Фардарриг, – кивнул Пересветов. – Женис, обеспечь.
– Ты?! – взревел Русский. Бобровый воротник взметнулся, морозная пыль полетела по сторонам, и взору безучастного наблюдателя, если бы такой имелся в комнате, открылось дуло пистолета, направленное лично Русским прямо на хитрого шотландца.
– Что же, – немного помолчав, спросил тот, – упоминать булочки запрещено? Как Макбета? Я нарушил неписаный кодекс хлебопеков?
И опять Митя не может понять, на каком языке говорит Фардарриг. Вроде бы все понимают его, но Митя отчетливо слышит: его патрон изъясняется по-английски.
– Ты меня кинул, чертов горец! – продолжал орать Русский, не убирая пистолета. Пересветов и Ослябин ощутимо насторожились, но, как ни странно, не из-за присутствия в нескольких метрах от них огнестрельного оружия.
– Это в чем же? – спросил Фардарриг не без интереса. Пока он говорил это, пуля, со снайперской точностью выпущенная невозмутимым Женисом, выбила пистолет из руки Русского, а сам он был вынужден отскочить на несколько шагов. Женис, подобрав выпавший вражеский пистолет, покинул переговорную, пробормотав что-то про чай. Возникла неловкая пауза. Русский, изъясняясь той частью языка, которой мы в соответствии с популярным заблуждением обязаны азиатам-завоевателям, подтянул стул и сел.
– Прости, Артемий, – неуверенно сказал Ослябин, – но, сам понимаешь… некрасиво тут размахивать стволом, мало ли что получится.
Фардарриг же не обратил на происшедшее ни малейшего внимания, как будто он, европеец, был совершенно привычен к перестрелкам на переговорах. Он все смотрел на Русского, как бы привинтив его к себе взглядом.
– Так в чем же я тебя обманул, Артемий? – повторно поинтересовался он.
– Ты сказал, что ты Реджинальд Худвинкл! – проорал вдвойне расстроенный Русский. Звучал он, впрочем, скорее обиженно, чем разгневанно.
– И что ж из того? И тебя не всегда звали, как сейчас. А больше никакой неправды я тебе не говорил.
– Ты меня подставил! Ты пришел к Дельфине, зная, что я с ней договорился, и специально убедил ее отказаться от моего предложения.
– Это не так, – не менее спокойно ответил Фардарриг. Вернулся Женис с подносом, нагруженным чаем, булочками и печеньем. Фардарриг, не торопясь, налил в чай молока, размешал сахар и аккуратно положил ложечку на блюдце. – Хм, – пробормотал он, – Taylors of Harrogate, неплохо. Вот этот молодой человек, – он показал овсяным печеньем на Митю, – запомните его лицо хорошенько. Он мой доверенный. Переговоры с Монферран велись в его присутствии; он подтвердит, что о тебе не было и слова.
– Конечно, – кивнул Русский, – так я тебе и поверил, это же твой человек.
– Можешь и не верить, конечно, – философски заметил Фардарриг, – дело твое. Просто в тебе, старик, говорит профессиональная ревность – трудно признать, что чужой бизнес привлекательнее твоего.
Тут Пересветов и Ослябин улыбнулись, каждый по-своему. Русский молчал. В словах Фардаррига ему слышалась правда. И действительно, зачем бы странный шотландец стал так его подставлять? Никакой выгоды. В то же время Артемий потрохами чувствовал: не все здесь так гладко, как излагает противник, сегодняшнее поведение Фардаррига слишком сильно не вяжется со вчерашним – Худвинкла. Его зачем-то использовали, понял фабрикант, но зачем и как?..
– Если я правильно понимаю, – внезапно вмешался Ослябин, обращаясь к Фардарригу, – вы недавно делали предложение нашему конкуренту?
– Совершенно верно, – кивнул Фардарриг, – не далее как позавчера я предлагал ему продать нам «Хлеб Руси», но он отказался.
– Я договорился о более привлекательной цене с Food Planet, – пробормотал Русский. Он чувствовал себя очень несчастным.
– Ну да, – пожал плечами шотландец, – а я передоговорился. Не моя же вина, что у меня лучше отношения с Дельфиной, чем у тебя.
Пересветов и Ослябин переглянулись.
– По-моему, Артемий, тебе лучше ехать, – неприятно улыбаясь, предложил Карен. Водитель Женис, послушный малейшим импульсам мысли хозяина, приподнялся со стула. Продолжение этого движения было всем ясно, а для Русского – еще и оскорбительно. Артемий посмотрел на присутствующих – им явно было хорошо вместе, а он был лишним. Он встал и хрустнул пальцами.
– Хорошо же, – пробормотал он, – это вам так не сойдет.
– Это что, угроза? – малокровно поинтересовался Генрих.
– Нет, прогноз, – скрежещущим шепотом сказал Русский. Он посмотрел на Митю. – И тебя, свидетель-итальянец, я запомню.
Он повернулся и вышел из переговорной, хлопнув дверью. Помещение наполнилось озоном молчания. Развеял его Фардарриг.
– Ну что же, – весело сказал он, – забудем об этом неприятном эпизоде. В дальнейших переговорах – оценке, осмотре активов и прочем – меня, а, значит, и Food Planet будет представлять Дмитрий Дикий. Надеюсь, вы с ним сработаетесь.
Карен пожал Мите руку. Митя обязательно состроил улыбку и перевел взгляд на Ослябина. Но тот опять стоял у окна, не делая никаких поползновений к единению в деловом экстазе, и провожал взглядом машину Русского. Во всем этом диссонансном ансамбле Мите почудилось что-то очень тревожное, а веселая звонкость Фардаррига только усугубила впечатление. By the pricking of my thumbs…{31} – пробормотал Митя и посмотрел на Фардаррига, а тот вернул ему взгляд и улыбку в таком сочетании, что у Мити голова пошла кругом: в них однозначно читалось, что ничего хорошего Митю не ждет. «Господи, – подумал он, – чьей же это помощью я заручился и, главное, зачем?..»
А потом Митя вспомнил картину в галерее Тейт, и ему стало совсем нехорошо.
В течение нескольких дней после этой странной встречи никто не выходил на связь с Митей, и он, со спокойной душой отдаваясь своим занятиям журналистикой, кажется, весьма неплохо справлялся. В очередной раз поразившись, увидев, сколько денег у него на счету, Митя на радостях незамедлительно отправил любимую девушку с неожиданным ребенком к морю, на остров Крит, набраться сил перед долгой зимой.