«Священные войны» Византии - Алексей Величко

Наряду с административными мерами император предпринимал усилия для того, чтобы найти некий компромисс между сторонниками Халкидона и его противниками. С этой целью в 533 г. он направил письмо Римскому папе Иоанну, где впервые прозвучала идея частично пересмотреть определения Халкидонского Собора, дав необходимое толкование спорным формулам или редакциям, допускавшим, по мысли монофизитов, несторианство в тексте Халкидонского ороса. Император предложил принять Собор лишь в той мере, в какой на нем шла речь об осуждении Нестория и Евтихия. А те постановления, которые составляли основу диофизитства, отныне можно бы не принимать как обязательные. Эти меры позволили бы, по мнению св. Юстиниана, примирить восточные позиции с богословием Рима. Правда, папа далеко не сразу откликнулся на призыв царя. Лишь после того как послание получило статус закона, Рим принял его. Главная же цель эдикта заключалась опять в том, чтобы наглядно доказать, что Халкидону ни в коей мере не были свойственны идеи несторианства[281].

Надо сказать, что эта вариативная политика в отношении монофизитов нередко становилась предметом жесткой критики со стороны ортодоксов, и царя часто обвиняли в непоследовательности. Однако лично св. Юстиниан был безупречно православен (в том числе и как богослов), а что касается его «перегибов», то, как увидим ниже, даже в крайних случаях царь никогда не предавал Халкидон, хотя и не склонялся к огульному преследованию всех сторонников Севира Антиохийского. Нельзя умолчать и о некоторых ошибках императора, вызванных объективным осознанием размаха монофизитского движения, но неточным выбором средств борьбы с ним. В некоторый момент времени его компромиссная политика едва не привела к публичному покровительству монофизитства и даже бросила тень на православие императора.

Желая создать унию с антихалкидонитами, в 535 г. император организовал переговоры с Севиром Антиохийским, в значительной степени утратившим свое влияние в Египте – там начинал довлеть Юлиан Галикарнасский. Активное участие в этих переговорах приняла и св. Феодора, на чьем обеспечении Севир находился в Константинополе. Параллельно с этим была проведена работа в самой Александрии, целью которой было направить в столицу не Севира, а патриарха Тимофея. Правда, в феврале 535 г. тот скончался, после чего севириане и их противники юлианисты рукоположили собственных патриархов, каждый из которых претендовал на легитимность. Но поскольку население египетской столицы в массе своей выступило против севириан, их патриарх Феодосий был вынужден бежать из города и прятаться в одном из сельских монастырей. Лишь в июне 535 г. он был восстановлен в правах и занял кафедру в Александрии[282].

В 535 г. умер Константинопольский патриарх Епифаний. Зная настроение масс, св. Феодора настояла на поставлении патриархом Трапезундского епископа Анфима (535—536), постника и аскета, признававшего Халкидон в части анафем на Нестория и Евтихия, но отвергшего его орос. Восторгу монофизитов не было предела, но это было только начало. Ободренный покровительством царя, еще вчера гонимый халкидонитами, Севир приехал в Константинополь и полностью подчинил своему влиянию столичного патриарха. Теперь св. Юстиниану пришлось поволноваться всерьез: внезапно выяснилось не только то, что он мало-помалу отказался от собственных убеждений, но в результате под угрозой оказалось общение с Римским епископом, столь необходимое императору для начала войны с остготами.

Помог св. Юстиниану замечательный подвижник Православия Антиохийский патриарх Ефрем (526—545), ставший на кафедру после смерти патриарха Евфрасия (521—526), погибшего во время землетрясения. Аскет, чрезвычайно порядочный и образованный человек, он пользовался непререкаемым авторитетом у своей паствы. Видя положение дел на Востоке и всерьез обеспокоенный ситуацией в столице, он написал напрямую Римскому папе Агапиту (535—536) письмо, в котором объективно описал состояние Восточной Церкви. Тот как раз отправлялся из Рима в Константинополь в качестве официального посла Остготского короля Феодогаста – кажется, это был единственный, хотя и малопривлекательный, способ для понтифика непосредственно переговорить со св. Юстинианом по наиболее важным вопросам, не опасаясь обвинений в измене остготам.

Под восторженные крики православных, папа прибыл в столицу Римской империи и первым делом отказался вступать в общение с Анфимом Константинопольским, сославшись на формальное нарушение древнего канона, согласно которому не разрешалось переводить епископа с кафедры на кафедру. Человек тихий и кроткий, Анфим решил добровольно сложить с себя сан и укрылся по предложению императрицы в ее покоях царского дворца.

Как рассказывают, первоначально император без энтузиазма встретил инициативу апостолика и даже заявил, что отправит того за своеволие в ссылку. На что Агапит ответил: «Я думал, что еду к христианнейшему императору Юстиниану, а приехал к Диоклетиану. Но твои угрозы не запугают меня!» Император понял и признал свою ошибку, и с его согласия Римский папа поставил в патриархи православного св. Мина (536—552), которого рукополагал он сам, шесть итальянских епископов и пять римских диаконов. Как видим, никто из восточных епископов при хиротонии не присутствовал[283]. Это было время решительного перелома в религиозной политике императора.

Апостолик сразу после этого заболел и умер, но император св. Юстиниан довел дело, начатое папой, до конца. В 536 г. он созвал в Константинополе Собор, который осудил нескольких предводителей монофизитства, после чего утвердил это осуждение государственным законом. В этом законе (42‑я новелла) говорится, что издание таких церковных актов – дело не необычное для царства, поскольку всякий раз, когда епископы осуждали и низлагали еретиков, царство присоединяло свой голос к авторитету иереев, таким способом сходились воля Божественная и воля человеческая, составляя единое согласие – «симфонию».

Анфим, писал св. Юстиниан, виноват в том, что не захотел принять человеколюбие и снисхождение императора, который, заботясь о его спасении, предлагал отречение от ереси. Постановление епископов на Соборах само по себе действительно, но, как отмечает император, еще более законным его делает царство. Патриарху Константинопольскому св. Мине, на имя которого был издан этот закон, предписывается сообщить его содержание всем подчиненным митрополитам, чтобы те довели его до своей паствы[284].

Новый патриарх немедленно рассмотрел жалобы столичных монахов, просивших разогнать монофизитов в Константинополе, заочно лишил на Соборе Анфима Трапезундской кафедры и вообще священства. Впрочем, в этой акции было больше политики, чем богословия: достаточно напомнить, что постановления Собора 536 г. легли в основу праздника в честь Халкидонского Собора. В службе праздника (16 июля в русской «Минее») патриарх Анфим не упоминается среди осужденных еретиков. Это свидетельствует о том, что византийцы не придавали большого значения его осуждению[285].