Записки карманника - Заур Зугумов

Как читатель, наверное, уже догадался, одной из тринадцати арестанток была Елизавета Петровна, которая, как и положено, спустя девять месяцев после произошедшего инцидента, весной 1953 года, родила двойняшек, мальчика и девочку. А ещё через некоторое время, после того, как расстреляли Берию, и вовсе оказалась на материке. Конечно же, не без помощи родственников.

Как только дети немного подросли, у обоих стало проявляться ярко выраженная кавказская внешность. У сына даже нос, как и положено, был с горбинкой. Сначала мать хотела от неё избавиться, но позже, когда мальчик уже подрос, оставила эту затею, ибо горбинка эта придавала её сыну неподдельную черту мужества, привлекательности и обаяния, которое так свойственна кавказским мужчинам. Что касалось дочери, то она медленно превращалась в восточную красавицу, этакую Шамаханскую царицу. Так любовно называла её бабушка. Казалось бы, ну, что теперь поделать, что случилось, то случилось. Тем более, что дети росли здоровыми и красивыми, на зависть многим недоброжелателям. Вот уж, действительно, как никогда верна была поговорка: «не было бы счастья, так несчастье помогло». Конечно же, Елизавета Петровна не беспокоилась о том, что скажет детям об их отце, когда они вырастут. Ей просто самой хотелось узнать, кто же был тот самый геолог, её первый мужчина?

Тем более что к тому времени они уже жили в самом центре столицы. Отец снова был востребован властями, да ещё как востребован. Началась гонка за атомным оружием. А новые соседи по дому были глубоко образованные, воспитанные люди, которые, даже если и чувствовали что-то таинственное, относились с уважением к чужим тайнам.

Так что Елизавета Петровна могла спокойно продолжать учёбу в аспирантуре и работать. И лишь только после смерти матери, которая не раз говорила ей, чтобы она ни откладывала в долгий ящик поиск того мужчины, пока отец востребован государством, она принялась за расследование. Много позже Елизавета Петровна вспоминала и отдавала дань уважения мудрости своей матери, которая так хорошо знала, в какой стране живёт.

Получив доступ в один из архивов ГУЛАГа, который непосредственно касался того места заключения и времени, когда произошли события, описанные мною, выяснилось, что из всей той дикой бригады был лишь один кавказец, дагестанец по имени Омар. В принципе, из-за чего я и решил написать этот рассказ в том варианте, в каком его сейчас и видит читатель.

Теперь такому человеку, как Елизавета Петровна, найти отца своих детей, особого труда не составляло. Благо он был жив и жил в глухой провинции, по меркам СССР тех лет, в городе Буйнакске. Этот кусочек из своей жизни моя собеседница предпочла опустить. Как тут её не понять. Сказала лишь, что заранее подготовив, познакомила его с детьми. Правда добавила, что никогда бы не смогла подумать, что этот человек когда-то мог быть другим. Не знаю, каким образом она объяснила детям, что произошло между их родителями, но, полагаю, такая умная женщина, как Елизавета Петровна смогла выйти из этого положения достойно. Сына, кстати, тоже врача, я так и не увидел, он на тот момент работал где-то в Африке.

Больше мы к этой теме не возвращались за исключением самого главного – человека, который мне и поведал эту историю. К сожалению, ей повезло меньше, ибо в ГУЛАГовских застенках она провела восемь долгих лет. Правда в последующем судьба была к ней благосклонна. Подругой по несчастью Елизаветы Петровны была жена известного российского композитора, с которым она познакомилась в ГУЛАГе. Правда, он недавно упокоился. По понятным причинам я не могу назвать имён моих героев. Я видел встречу двух подруг по несчастью через пятьдесят с лишним лет и это, доложу я вам, было что-то. Но это уже совсем другая история.

«Дальстрой» – государственный трест по дорожному и промышленному строительству в районе Верхней Колымы. Был образован 13 ноября 1931 года. С 1938 года – Главное Управление строительства Дальнего Севера НКВД СССР «Дальстрой». С марта 1946 года был подведомственен МВД СССР. Ликвидирован путём реорганизации 29 мая 1957 года.

Зечек – женщин-заключенных.

Параша – емкость для испражнений, которая устанавливается в камере. Как правило, в СИЗО для этих целей использовались старые сорокалитровые фляги из-под молока, поскольку у ее основания на крышке находилась резиновая прокладка, которая не пропускала запах. В камерах существовало правило, согласно которому опущенный должен был есть и развлекать сокамерников, сидя на параше. Следует отметить, что к началу 1970-х годов параши в тюрьмах бывшего СССР были заменены камерными туалетами. Что же касается камер ИВС и им подобных, то в них параши заменяют теперь небольшие пластмассовые ведра.

Чалился – отбывал срок заключения.

Этот случай произошёл за несколько часов до Нового года в поселке Княжпогост, в одном из лагерей строгого режима Коми АССР.

Прошедший год был для меня крайне неудачным. Ну, хотя бы потому, что встретил я его в карцере вместе с питерским медвежатником Митрохой, огромным чёрным пауком под потолком – вестником жиганского «грева» и почти ручной крысой Лариской, которая жила уже несколько лет в девятой, воровской камере изолятора и подкармливалась босотой из кровных хлебных паек. А затем пошло-поехало. Шесть месяцев БУРа, семь карцеров по десять, двенадцать, пятнадцать суток… Лишь в оставшееся время легавые выпускали меня на зону, вероятно, для того, чтобы я подышал немного свежим воздухом и смог осилить следующее заточение. Согласитесь, такой образ жизни мог свести в могилу кого угодно и сводил, будьте уверены, не одного и не двух, а тысячи. Но что поделать, такова была участь всех подневольных босяков ГУЛАГа.

Поэтому наступающий Новый год я мечтал встретить подальше от изоляторских стен, где-нибудь в тайге на лесоповале или, на худой конец, на лесной бирже в кругу своих друзей и единомышленников. Но, как известно, человек предполагает, а Бог располагает…

Говоря откровенно, часто босота встречала Новый год на лесных командировках лучше, чем некоторые граждане отмечали это событие на свободе. У нас не было телевизора, по которому мы могли бы посмотреть «Голубой огонек», не было рядом родных и любимых, с которыми люди встречают этот семейный праздник, мы не могли наслаждаться терпким вкусом и волшебным ароматом хорошего армянского коньяка и слышать звон бокалов с шампанским.

Тем не менее, несколько преимуществ у нас всё же было. Во-первых, рядом с нами были проверенные в радостях и бедах друзья, которые при любых обстоятельствах, даже не задумываясь, подставляли свой локоть или плечо другу, а во-вторых, в душе каждого из нас горел огонь – это была жажда жизни и свободы. Цену того и другого мы знали слишком хорошо, чего нельзя было сказать о большинстве тех советских граждан, которые жили тогда на воле, в этой Богом и людьми проклятой стране, погрязшей в зависти, лизоблюдстве, коррупции и властолюбии.