Моисей. Записки Финееса - Александр Альвих

Все начиналось, казалось бы, вполне безобидно. Жители Моава, до тех пор чуравшиеся израильтян, вдруг воспылали к ним теплыми чувствами. Старейшины стали приглашать наших юношей в жилища свои, не препятствовали их знакомству с моавитскими девушками и, как ни дико это покажется вам, читатели мои, сквозь пальцы глядели на то, что израильтяне начинали заигрывать с их дочерями и затем и блудодействовать с ними.

Кстати, по долгу правдивого повествователя, хотя и против желания, должен сказать, что многие молодые моавитянки были на редкость красивы и соблазнительны.

Старейшины моавитян поступали так по наущению своего царя. Пожертвовав честью своих дочерей, они рассчитывали выиграть большее: растлить душу Израиля и лишить его силы.

Таков был подлый план Валаама. И он ловко проводился в действие!

Моавитянки, увидев, что израильские юноши оказались у них в полном подчинении, стали настойчиво требовать, чтобы те поклонялись моавитским богам. В противном случае они грозили впредь отказывать в любовных ласках, ибо, мол, сомневаются в верности и прочности любви, коль скоро израильтяне не хотят пойти навстречу своим возлюбленным в такой малости.

Охваченные страстью, юноши согласились.

Разврат сам по себе большой грех. Но этот грех многих из нашей молодежи тысячекратно усугублялся тем, что под влиянием прекрасных моавитянок они стали участвовать — поначалу как бы поневоле и побуждаемые исключительно своими подругами, потом из любопытства, потом по все более укоренявшемуся нечестию — в языческих обрядах, посвященных богу Ваал-Фегору.

Молодые израильтяне, подчиняясь всем требованиям блудниц, стали вкушать чуждую дотоле пищу, поставили у себя дома идолов и приносили им жертвы по обрядам туземцев. Страшно вымолвить, они ели идоложертвенное мясо! И в такой мерзости участвовали сыны Израиля, предавая бесчестию своих предков, свой народ!

Таким образом вскоре во всем стане распространилось крайне беззаконное поведение молодежи и возникли беспорядки гораздо более серьезные, чем прежде, так что возникла опасность окончательной гибели исконных обычаев.

Даже Зимри, начальник колена Симеона, скатился до того, что стал сожительствовать с Хазвой, дочерью местного князька, делал ей в угоду все, хотя это противоречило установлениям Моисея, и в конце концов взял эту туземку себе в жены.

Господь в гневе Своем повелел Моисею за грехи подчиненных повесить начальника племени, впавшего в такую гнусность. Однако вождь не решился выполнить это повеление, а вместо этого собрал судей и, не называя имен, потребовал поступить с распутниками и идолопоклонниками по закону — истребить их души.

Но зло пустило уже такие глубокие корни в народе, что и судьи проявили нерешительность: им предстояло бы вынести суровые приговоры своим родственникам, даже сыновьям.

Тогда Моисей, смягчив тон, начал указывать на непристойность поведения тех, которые ставят свою похоть выше Бога и предписанного Им образа жизни. Он увещевал отступников, оставляя им, однако, возможность одуматься и покаяться.

Тут поднялся со своего места Зимри и сказал:

— Кто поставил тебя судьей и начальником над нами? Следуй сам законам, которые ты называешь Божьими, пусть доверчивые глупцы также следуют им. Не для того мы вышли из рабства на свободу, чтобы вновь подпасть под рабство одного из своих. Я и впредь буду поклоняться не тем богам, в которых меня заставляют верить, а тем, каких я сам считаю истинными. И никто не сможет похвастать тем, что заставил меня, Зимри, поступать против моей воли и моих убеждений.

Все присутствующие застыли в молчании, видя, что молчит Моисей, страшась, как бы не началось братоубийственное кровопролитие. Вождь же безмолвствовал в глубокой скорби, видя, что никто, кроме него, не желает вступить в спор с отступником и защитить вождя.

Народ разошелся по домам. Люди праведные, хотя и не осмелившись возразить Зимри из опасения вызвать междоусобицу, прекрасно понимали, что Бог не простит Израиль. В страхе перед неизбежной грядущей карой Моисей, начальники и старейшины молились перед Скинией собрания, рыдали, прося Всемогущего пощадить народ.

И вот тогда я, Финеес, решился на то, перед чем остановились мужи гораздо более почтенные и мудрые. Я, внук славного пророка Аарона и священник по праву рождения, ощутил в себе великий гнев и великую силу. Я бросился к шатру Зимри и, увидев вероотступника возлежащим на постыдном ложе с молодой развратницей-моавитянкой, пронзил копьем обоих.

На шум сбежались люди, меня схватили, симеониты — соплеменники убитого хотели свершить надо мной самосуд. О, до самой смерти мне не забыть эти искаженные злобой лица, эти крики, полные ярости…

Но Господу было угодно сохранить мне жизнь. Я знал, что Он на моей стороне, и обратился к толпе со страстной речью:

— Как орел носится над птенцами своими, бережет их и поднимает на крыльях своих, уча летать, так Предвечный вознес нас, питал и охранял. Так неужели мы отвернемся от твердыни спасения своего? Неужели допустим, чтобы нечестивцы и блудодеи гневили Господа своими мерзостями, приносили жертвы бесам, а не истинному Богу? Неужели мы забудем Заступника и простим тех, кто поклоняется богам новым, чужим, которых не знали отцы наши?[34]

Моя речь воспламенила сердца слушателей гневом. И началась кровавая расправа с грешниками! На сей раз не слушали ни начальников, ни судей: я и мои последователи взяли дело в свои руки. В стане началось настоящее избиение всех, о ком было известно, что он ходит к моавитянам и поклоняется Ваал-Фегору.

В тот день погибло двадцать четыре тысячи человек. Это было страшное зрелище! Должен признаться: несмотря на то, что погибших было гораздо больше, чем при избиении поклонявшихся золотому тельцу, ни малейшего сожаления или сочувствия я не испытываю. Если бы не были истреблены те двадцать четыре тысячи, Господь покарал бы весь народ.

Мои действия весьма одобрил Моисей, и я превыше всего до сих пор горжусь этим. Скромно укажу, что похвальные слова обо мне содержатся в книге «Бемидбар», о чем моим читателям, разумеется, хорошо известно[35].

Поскольку убитая мной Хазва, жена Зимри, была дочерью чужеплеменного князя, война с моавитянами стала неизбежной.

По поручению Моисея мой отец Елеазар провел перепись по всем коленам Израиля мужчин, годных для войны. Таких оказалось шестьсот одна тысяча и семьсот десять человек. Только колено Левия возросло на семьсот душ, а все остальные за время скитаний уменьшились в числе на тысяча восемьсот двадцать человек.

Зато это было новое поколение, выросшее в пустыне и не знавшее рабства, привыкшее к тяготам, к дисциплине и повиновению. А что же старое поколение? Перепись показала, что к тому времени не осталось в живых ни одного мужчины из тех, кто, будучи от роду двадцати лет и старше, вышел за Моисеем в Синайскую пустыню, за исключением Иисуса Навина и Халева, сына Нефонниина.