Вкус пепла - Камилла Лэкберг

— Но вы не понимаете! Это окончательно убьет Шарлотту…

Ему опять изменил голос. И хотя Патрик уже начал догадываться, к чему клонится дело, он невольно почувствовал к Никласу сострадание.

— Как я уже сказал, я не могу ничего обещать.

Патрик ждал, пока доктор преодолеет страх и продолжит объяснения. Но перед его мысленным взором возникло милое, доброе лицо Шарлотты, и сострадание сменилось неприязнью. Иногда он начинал стыдиться своей принадлежности к мужскому полу.

— Я… — Никлас откашлялся, — у меня было свидание.

— И с кем же? — спросил Патрик, уже отказавшийся от надежды привлечь в помощь Эрнста.

Однако теперь его нерадивый напарник перестал глядеть в окно и с большим интересом воззрился на Никласа.

— С Жанеттой Линд.

— Хозяйкой магазина подарков в Галербакен? — уточнил Патрик, в памяти которого всплыл смутный образ миниатюрной, стройной, темноволосой женщины.

— Да, это она. — Никлас кивнул. — Мы… — Он снова помедлил в нерешительности. — Мы с ней уже некоторое время встречаемся.

— И как долго продолжается это «некоторое время»?

— Несколько месяцев. Наверное, около трех.

— И как вам это удавалось? — осведомился Патрик с искренним интересом.

Он никогда не мог понять, откуда у людей находится время для тайных свиданий. И как они на это решались, тем более в таком маленьком городке, как Фьельбака, где достаточно было чужой машине постоять пять минут перед домом, как об этом уже распространялись слухи.

— Иногда в обеденный перерыв, иногда я говорил дома, что задерживаюсь на работе, и забегал к ней на минутку.

Патрик с трудом сдержал желание вскочить и съездить молодчику по морде, но он не имел права проявлять личные чувства. Его привел сюда вопрос насчет алиби.

— И в понедельник вы просто взяли и освободили себе с утра несколько часов, чтобы съездить… повидаться с Жанеттой?

— Да, — подтвердил Никлас осипшим голосом. — Я сказал, что поехал навестить кое-кого из больных на дому, так как давно уже откладывал эти визиты, но, если вдруг возникнет что-нибудь срочное, буду доступен по мобильному телефону.

— Но на самом деле до вас нельзя было дозвониться, мы несколько раз пытались найти вас через сестру, но ваш мобильник не отвечал.

— Я забыл его зарядить. Батарейка села сразу после того, как я выехал, а я этого не заметил.

— В котором часу вы выехали из амбулатории на встречу с любовницей?

Последнее слово подействовало на Никласа как удар хлыста по лицу, но он не стал возражать, а только взъерошил пальцами волосы и устало сказал:

— Кажется, это было сразу после половины десятого. С восьми до девяти у меня был час телефонных консультаций, затем я немного поработал с бумагами, на это ушло около получаса. Так что, думаю, это было между девятью тридцатью и девятью сорока.

— А мы дозвонились до вас без нескольких минут час. Вы в это время вернулись в амбулаторию?

Патрик старался говорить спокойным голосом, но невольно представлял себе Никласа в постели с любовницей в то время, когда его дочь мертвая плавала в море. Как ни посмотри на поступок Никласа Клинги, картина получалась некрасивая.

— Да, именно так. С часу у меня начинался прием пациентов, поэтому я вернулся примерно без десяти час.

— Вам понятно, что для подтверждения ваших слов нам придется поговорить с Жанеттой?

В ответ Никлас покорно кивнул и еще раз повторил свою просьбу:

— Постарайтесь не вмешивать в это Шарлотту, это может ее окончательно сломать.

«Что же ты раньше об этом не вспомнил?» — подумал Патрик, но не стал говорить вслух. Наверное, Никлас и сам не раз успел об этом подумать в последние дни.

Фьельбака, 1924 год

Времена, когда работа доставляла ему радость, остались так далеко в прошлом, что вспоминались теперь как давнишний счастливый сон. Нескончаемый тяжелый труд убил в нем последние остатки энтузиазма, и Андерс продолжал лишь механически выполнять работу, которую необходимо было сделать. Их с Агнес потребности никогда не совпадали. Денег ей тоже никогда не хватало, в отличие от других жен каменотесов, которым порой приходилось кормить на эти же средства целую ораву детей. Сколько бы он ни заработал, у нее все вытекало, как вода сквозь пальцы, и зачастую ему приходилось голодным уходить из дома, потому что не оставалось денег на еду. Но Андерс все равно приносил жене получку до последнего гроша, что было не в обычаях среди рабочих семей. Главным развлечением каменотесов являлся покер: игра занимала все вечера и выходные дни, и дело часто кончалось тем, что игрок с унылой физиономией и пустыми карманами возвращался домой, где его встречала давно смирившаяся с этой бедой жена, лицо которой от молчаливого горя избороздили ранние морщины.

Теперь и Андерсу пришлось познакомиться с этим чувством молчаливого горя. Жизнь с Агнес, меньше года назад казавшаяся прекрасной мечтой, обернулась для него наказанием за несовершенное преступление. Единственная вина Андерса заключалась в том, что он любил ее и дал ей ребенка, но судьба покарала его так, словно он совершил смертный грех. Он даже не решался радоваться будущему рождению малыша. Беременность проходила не без осложнений, а сейчас, когда Агнес находилась уже на сносях, все стало еще хуже. В течение всего срока она жаловалась на судороги и боли, которые одолевали ее то в одном, то в другом месте, и отказывалась выполнять каждодневную домашнюю работу. Из-за этого ему, ежедневно с утра до вечера надрывавшемуся в каменоломне, приходилось брать на себя еще и те обязанности, которые должна нести жена. Это было само по себе нелегко, а он вдобавок еще и знал: другие каменотесы над ним либо смеются, либо жалеют, видя, что ему приходится делать всю бабскую работу. Но как правило, он так изматывался, что ему уже было не до разговоров за спиной.

Несмотря ни на что, он с надеждой ждал рождения ребенка. Может быть, материнская любовь заставит Агнес изменить взгляд на себя как на пуп земли. Младенец требует к себе большого внимания, и этот опыт может оказать полезное влияние на женщину. Андерс по-прежнему отказывался верить, что их семейная жизнь никогда не наладится. Сам он привык серьезно относиться к своим обещаниям и считал, что, заключив законный союз, они не вправе его разрушать, как бы трудно им ни пришлось.

Конечно же, он видел, как живут другие женщины в бараке, как они трудятся не покладая рук и никогда не жалуются, и понимал, что судьба обошлась с ним несправедливо. Но в то же время сознавал, что, если сказать по совести, виновата не судьба: он сам поставил себя в такое положение, а значит, у него нет права жаловаться.

Еле волоча ноги, он брел по узкой тропинке домой. Нынешний день прошел для него так же монотонно, как и все прочие: он вытесывал камни для мостовой, и теперь у него болело плечо, ныла мышца, которую он перетрудил, так как целый день на нее ложилась основная нагрузка. Живот подвело от голода. Утром в доме не нашлось ничего съестного, чтобы взять с собой на работу, и если бы Андерса не пожалел сосед из комнаты напротив, Янссон, поделившийся бутербродами, ему пришлось бы целый день проработать не евши. Нет, подумал он, с нынешнего дня надо кончать с прежним порядком и больше не отдавать жене всю получку. Придется взять на себя еще и закупку продуктов, как и прочие ее обязанности. Сам он как-нибудь и пережил бы без еды, но не собирался морить голодом своего ребенка, а потому пора было изменить положение вещей.