Вкус пепла - Камилла Лэкберг

— И какое впечатление производят их алиби? — задала вопрос Анника.

Во время расследований она чувствовала себя не у дел и потому обрадовалась случаю побольше узнать о ходе дела.

— Звучат убедительно, но ничем конкретным не подтверждаются. — Патрик встал, налил себе новую чашку кофе и остался стоять возле стойки. — Шарлотта с утра прилегла отдохнуть и спала в подвальном этаже из-за приступа мигрени. Стиг, по его словам, тоже спал. Он принял снотворную таблетку и ничего не слышал. Лилиан находилась дома и присматривала за Альбином, после того как проводила Сару, а Никлас был на работе.

— Значит, ни у кого из них нет неопровержимого алиби, — сухо подытожила Анника.

— Она права, — согласился Йоста. — Пожалуй, мы действовали слишком робко и не решались допросить их построже. Их утверждения могут быть поставлены под сомнение. Кроме Никласа, ни у кого из них нет подтвержденного алиби.

Вот оно! То, что смутно беспокоило его подсознание. Патрик взволнованно заходил взад и вперед по комнате.

— Но Никлас не мог быть у себя на работе. Помнишь? — обратился он к вопросительно глядевшему на него Мартину. — В то утро с ним никак не удавалось связаться, и он появился дома только через два часа. Разве нам известно, где он пропадал? И почему он потом солгал, будто находился в амбулатории?

Мартин молча помотал головой. Как же они сразу не обратили на это внимания?

— Может быть, следовало допросить также соседского сына, Моргана? Как бы там ни было, а в полиции лежат письменные заявления о том, что он украдкой подглядывал в окна; со слов Лилиан, для того, чтобы увидеть ее раздетую. Хотя трудно сказать, кому это может быть интересно, — подмигнул товарищам Йоста, сделав глоток из чашки.

— Но эти заявления очень старые и, как ты сам сказал, не слишком достоверные, особенно после вчерашнего происшествия. — Патрик и сам слышал, что его слова звучат неубедительно. Он сильно сомневался, что ему следует тратить время на проверку старых и новых лживых заявлений Лилиан.

— Но с другой стороны, мы совсем недавно пришли к выводу, что у нас нет зацепок, поэтому… — Йоста развел руками.

Три пары глаз обратись к нему, в них читалось недоумение. Не в его привычках было проявлять инициативу, но именно непривычность такого поступка заставила остальных прислушаться к его предложению. В подкрепление сказанного Йоста добавил:

— Кстати, если я не ошибаюсь, из его домика виден дом Флоринов, и в то утро он вполне мог что-то заметить.

— Ты прав, — согласился Патрик, чувствуя, что снова что-то прошляпил. Он должен был и сам подумать о Моргане как потенциальном свидетеле. — Сделаем так: вы с Мартином побеседуете с Морганом Вибергом, а мы, — он с трудом, но все же заставил себя произнести это имя, — с Эрнстом поплотнее займемся отцом Сары. А после обеда соберемся вместе и сопоставим полученную информацию.

— Ну а я? Я могу что-то сделать? — напомнила о себе Анника.

— Ты только внимательно следи за телефоном. Сейчас уже, наверное, появились какие-то сообщения в прессе, так что при некотором везении мы, может быть, узнаем нечто новое от общественности.

Анника кивнула и встала, чтобы поставить чашку в посудомойную машину. Остальные последовали ее примеру, и Патрик ушел к себе в кабинет дожидаться Эрнста. И разговор с ним начнется с обсуждения того, как важно приходить вовремя на работу, особенно в период, когда идет следствие.

Мельберг чувствовал, что роковое событие неумолимо приближается. Остался всего один день. Письмо по-прежнему лежало в верхнем ящике, но он больше не решался на него взглянуть — да и содержание помнил уже наизусть. Сам он с удивлением наблюдал за переполнявшими душу противоположными чувствами: первой реакцией были недоумение и возмущение, недоверие и злость, но затем исподволь в нем начала расти надежда — вот она-то и изумила Мельберга больше всего. Он всегда полагал, что его жизнь идет идеально, по крайней мере до перевода в эту дыру. После этого пришлось признать, что в ней все-таки, может быть, не все складывается как нужно, однако, за исключением неполученного, хотя и заслуженного, как он считал, повышения, ему, кажется, не на что было жаловаться. Возможно, некоторая промашка, которая вышла у него с Ириной, могла служить неприятным напоминанием о том, что не все получилось в его жизни так, как он бы хотел, но этот мелкий эпизод он постарался побыстрее выкинуть из памяти.

Он привык гордиться тем, что ни в ком не нуждается. Единственным близким и нужным для него человеком была его матушка, но она, к сожалению, уже покинула этот мир. Но письмо говорило о том, что эта ситуация может совершенно перемениться.

Дышать было трудно, каждый вдох давался с усилием. Мельберг испытывал ужас, смешанный с нестерпимым любопытством. В каком-то смысле ему даже хотелось, чтобы день прошел поскорее и наступило завтра, которое положит конец всем сомнениям. И в то же время хотелось, чтобы день шел помедленнее, а еще лучше, чтобы время замерло на месте.

В какой-то момент он решил вообще на все это наплевать — выбросить письмо в корзину для бумаг и понадеяться, что все развеется само собой. Но в душе понимал: этот фокус не пройдет.

Мельберг вздохнул, положил ноги на письменный стол и закрыл глаза. Все равно ничего не поделаешь, поэтому лучше спокойно дождаться, что принесет с собой завтрашний день.

Йоста и Мартин тихонько прошмыгнули мимо главного дома в надежде, что их никто не заметит, когда они свернут к маленькому домику — «хижине» Моргана. Ни у того ни у другого не было сейчас никакого желания встречаться с Каем, зато им хотелось спокойно поговорить с сыном без родителей. Морган взрослый человек, так что их присутствие не требуется.

На стук долго никто не отзывался — так долго, что они засомневались, есть ли кто-нибудь в доме. Но потом дверь все же приоткрылась и на пороге показался бледный светловолосый мужчина лет тридцати.

— Кто вы такие? — Вопрос был задан ровным, невыразительным тоном, а на лице говорящего не возникло вопросительного выражения, которое обычно появляется у людей в этом случае.

— Мы из полиции, — ответил Йоста и представил себя и Мартина. — Мы обходим живущих по соседству людей, чтобы опросить их в связи с гибелью девочки.

— Понятно, — сказал Морган, снова без всякого выражения. Он продолжал стоять на пороге, не делая попытки пропустить посетителей в дверь.

— Можно нам войти, чтобы поговорить с вами? — спросил Мартин. Ему уже стало не по себе в присутствии этого странного человека.

— Лучше не надо. Сейчас десять часов, и с девяти до четверти двенадцатого я работаю. Затем у меня ланч с четверти двенадцатого до двенадцати, затем я опять работаю с двенадцати и до четверти третьего. Затем я иду в дом к маме и папе, забираю там кофе и булочки и полдничаю до трех часов. Затем я снова работаю до пяти часов и потом обедаю. Затем в шесть смотрю новости по второму каналу, затем по четвертому в половине седьмого, затем по первому в половине восьмого и затем снова по второму в девять. Затем я ложусь спать.