Лазурный берег - Андрей Кивинов

Долго Николай возился с замком: этот более мудреной конструкции. Квартира оказалась пуста. Ни вещей, никаких следов…

Только шесть использованных презервативов в мусорном ведре. Николай с Димой переглянулись. Бывает, конечно…

И пустая матрешка на ковре.

На яхту возвращались в молчании, опасаясь гнева Троицкого. Оказалось — не зря. Демьяныч не только рассчитывал решить все проблемы сегодня, не дожидаясь семи утра. Он еще и взбодрился не по-детски от корня вечной молодости, и ему нужно было куда-то деть привалившую энергию.

Врагов не привезли. На берег ехать поздно, утром дела, да и не хочется. Куда ехать-то? В бордель?.. Бордели Троицкий не любил. В Амстердаме однажды шагнул от кровати в дверь, думая, что душ-туалет, а это оказалась дверь на улицу. А проститутка — черная толстая дура — не успела его предупредить. Так и вывалился без трусов на канал под гогот толпы. А Михаил Демьяныч не любил, когда над ним гоготали. Осадок остался…

На яхте тоже особо не разрядишься…

— Ладно, Белое Сердце, — решил, подумав, Троицкий, — давай побьемся. Тренировка перед завтрашним.

И принял боксерскую стойку.

Николай вздрогнул. Спарринги с шефом случались крайне редко, и он их откровенно не любил. Во-первых, бьешься с оглядкой, боишься вмазать как следует. Повредишь что-нибудь случайно шефу — убьют ведь на месте. Во-вторых, шеф в боксе тоже был не лыком шит. Так мог засандалить, что мама не горюй…

— Давай-давай, Белое Сердце! — скомандовал Троицкий. — До первой крови.

И пошел в атаку. Десятью ударами загнал Николая под канаты на палубе. Тут и кровь, слава богу, брызнула — из носу. Долго корячиться не пришлось.

Кровь хозяина мгновенно успокоила.

Сел, дернул стакан одним глотком. Ладно.

Вспомнил притчу, которую рассказывал Крокодайл, якобы вычитавший ее в какой-то книге. Жил да был один царский генерал. Считал себя крутым, а на самом деле был вшивым козлом. Доказывая себе свою крутость, дрался с овчарками. Заводил щенка и дрался с ним по-серьезному, до крови. Весь всегда ходил в ранах. Другие генералы его за раны уважали: кремень мужик, думали. С овчаркой бьется! Но генерал-то со щенком бился, пока щенок был слабее. А как тот подрастал и начинал представлять реальную угрозу, генерал щенка продавал или еще что похуже…

Проведали об этом другие генералы. Был суд чести. Пришлось плохому генералу застрелиться.

Мораль притчи: бейся не со слабыми, а с сильными.

И побеждай.

Ладно. Утро вечера мудренее.

На узкой насыпной косе, уходящей в залив и венчающейся красавцем-маяком, в семь утра было лишь два-три любителя бега трусцой (в одном из которых Егоров опознал Пьера Ришара) да Сергей Аркадьевич с Анри Пересом.

Они медленно шли по молу мимо разномастных и разношерстных катеров и лодок. Жирные чайки, только поутру хоть немножко бодрые, с криками атаковали рыбу. Дул ветер, и море пенилось, как кружевной край ночной сорочки…

Егоров аж вздрогнул, поймав себя на столь поэтическом образе.

Хватит мечтать, пора и о деле:

— Вот что, граф. По агентурным данным, одна из мусульманских группировок готовит у вас теракт.

— Когда? — вздрогнул Перес.

Это было совсем некстати. Через три дня фестиваль заканчивался, и Пересу были обещаны премия и отпуск. Анри с женой и детьми собирался посетить Нью-Йорк. По телевизору показывали, что там в Центральном парке поселили выведенную учеными двадцатиметровую обезьяну — абсолютно настоящую, по кличке Кинг-Конг и совершенно безвредную. Детишки всего мира хныкали, что хотят в Нью-Йорк. Вот Анри и решил сделать своим отпрыскам такой подарок.

Так что лучше бы террористы повременили, пока он улетит. Билеты уже заказаны. С другой стороны, если сейчас быстро раскрыть готовящийся теракт, можно рассчитывать на повышение по службе…

— В самое ближайшее время, — пояснил Егоров. — Подготовка идет полным ходом. Я вас почему позвал: через десять минут к Троицкому должны приехать их люди.

— Вы их знайте или вы их не знайте? — уточнил Перес.

— Я их не знай… Не знаю. Но, по информации, они привезут к нему взрывчатку.

— А Троицкий что, быть связан с международными террористами?

— По нашим сведениям, это так. Очень разумным решением, — польстил Егоров графу, — было рекомандировать Плахова и Рогова в Петербург: они там сразу все это и раскрыли.

Эта-то скорость работы оперов-воришек Анри и смущала. Откуда они там могли узнать в своем Петербурге о террористах с Лазурного берега?

— Но какой смысл Троицкому делать вместе с террористами? Мы знаем, что он игорный бизнес, что он бензиновый автозаправка… Но при чем терроризм?!

— А вы, граф, вспомните свои русские корни, — добродушно посоветовал Сергей Аркадьевич. — Для русского человека ведь нету пределов. Сама необъятность пространств формирует таким образом склад наших характеров. Если русский добр, то — вплоть до святости. Если он преступник, то он просто не может отказаться от любого доступного ему правонарушения. Так шельмеца и тянет…

Анри поморщился. Ничего такого особенно русского он в себе не чувствовал, к счастью. Старался всегда себя сдерживать. Иногда, конечно, позволял себе лишнего — ну вот как вчера с Сусанной. Шестой раз был явно лишним. И он утомился, и Сусанна в результате еле ноги могла переставлять. Это что — следствие безудержных русских корней?

— А ваши сведения верны?.. — продолжал все же сомневаться детектив Перес.

— Так сейчас увидим! Если взрывчатку получит, все подтвердится. Тогда доложите комиссару и принимайте меры… Вот отсюда обзор хороший. Гляньте в бинокль — как он там.

Перес навел окуляры на «Мрию». И тут же испуганно опустил бинокль. Ну, не испуганно, а от неожиданности — он сразу наткнулся на Троицкого, который точно так же смотрел в бинокль на Анри.

— Он на нас смотрит.

— Осторожный… — протянул Егоров.

Киллеры прогуливались по косе без волыны. «Матрешек, поди, полные карманы», — подумал Троицкий. Боковым зрением он заметил какое-то движение слева. К «Мрии» от берега шла весельная лодка. Троицкий достал пистолет и направил на лодку. Посудина знакомая. Память у Демьяныча была хорошая: лодку он узнал. В ней в самый первый день на яхту доставляли еду. Только вот поставщик за веслами был другой. Худой и бледный, похожий на насекомое палочника, француз. А тут страшный толстый араб в камуфляжном костюме и в зеленой, мусульманского цвета, бандане. С настолько неправдоподобно зверской рожей, что она уже казалась пародией. Или, опять же, рекламой.

Троицкий на секунду шагнул в каюту — и мгновенно появился с другим пистолетом: с глушителем. Шмальнул в воду: араба окатило задорным фонтаничком.