Двенадцать несогласных - Валерий Панюшкин

В это время Наташа делала расследование про «черную кассу» Кремля. Про то, что если политическая партия находит себе спонсора, то спонсор сначала должен отправлять свои пожертвования в Кремль, и оттуда уже деньги будут перечисляться партии за вычетом двадцати процентов. До этого Наташа делала расследования про связи Кремля с «Райффайзен-банком» и про связи Кремля с социологической службой ВЦИОМ.

Они ехали в такси и целовались. Они не думали о том, что через пару месяцев знакомый из администрации президента скажет Илье по секрету за кружкой пива, что Наташиными расследованиями очень недовольны на самом верху. Они целовались и не думали, что через десять месяцев, прочтя очередную Наташину статью, замглавы администрации президента скажет: «На хуй эту Морарь!» Они целовались и не думали, что через год Наташе будет запрещен въезд в Россию. Если они о чем-то и беспокоились, так только о том, как скрыть свой роман от начальницы.

Трик-трак! Кишиневский самолет улетает на рассвете. Пограничный офицер отпер дверь пересыльной камеры, вывел Наташу, провел по пустому еще аэропорту, составляя ей конвой, и посадил в самолет. Стюардессы были сонные. Зато пилот был лихач или, возможно, чем-то расстроен. С середины взлетной полосы он решительнее, чем принято, потянул штурвал на себя, и самолет ушел вверх свечкой.

Илья приехал к ней в Кишинев буквально через пару дней. Потом приехал еще через неделю. Потом еще через неделю. Первое время Наташа находилась в состоянии эйфории, каждый день раздавала интервью, писала запросы в консульство, подавала жалобы в суд. Но эйфория прошла, и Илья стал замечать в глазах Наташи особый вид тоски. Тоска ведь различается. Есть неповторимое выражение тоски в глазах у людей, сидевших в тюрьме. И другое выражение тоски – у людей тяжело больных. А такой тоски, как у Наташи в глазах, Илья никогда прежде не видел. Он никогда прежде не видел глаза изгнанника.

Разумеется, ни через несколько дней, как обещал Илья в аэропорту, ни через неделю, ни через месяц вернуть Наташу в Москву не удавалось. Странички в паспорте Ильи быстро заполнялись штампами о пересечении государственных границ России и Молдавии.

Кроме Ильи, навещать Наташу в Кишиневе приезжали и другие московские знакомые. Приезжал Никита Белых, лидер оппозиционной партии Союз правых сил, блондин, похожий на огромного медведя, принципиально не пьющий спиртного, чтобы спьяну не зашибить кого-нибудь, но в Кишиневе развязавший, весело выпивавший с Наташей всю ночь и танцевавший с Наташей в барах. Приезжал журналист Олег Кашин. Тот не танцевал, а долго с Наташей разговаривал и, вернувшись в Москву, написал в одном из журналов, финансируемых властью, что Евгения Альбац нарочно подвела Наташу под депортацию, чтобы устроить скандал и раскрутить журнал «The New Times» на этом скандале.

А месяца через три в очередной из приездов Ильи они пошли в магазин для новобрачных, купили обручальные кольца, слишком широкие по их тонким пальцам, и расписались в районном загсе без всякого шума, без белого платья, без лимузина и без букета невесты.

Илья был уверен, что теперь Наташу пустят в Россию, ибо она жена российского гражданина. Наташа была уверена, что никуда ее не пустят, но через несколько дней после тихой своей свадьбы поехала с Ильей в аэропорт и села в самолет Кишинев – Москва. Потому что теперь она была женой этого человека и, следовательно, готова была ехать с ним хоть на край света. Ее только смущало, что они летели не одни, что из Москвы лететь и проходить границу вместе с ними понаехало журналистов. Журналисты говорили, что неплохо было бы предупредить еще адвокатов и правозащитников в Москве, но тут Наташа, дружившая со множеством правозащитников, возражала совсем категорически.

– Когда мы захотим завести ребенка, – сказала Наташа, – нам тоже надо будет предупредить об этом правозащитников?

В Москве в аэропорту Домодедово Наташа первой из своей компании подошла к будке паспортного контроля. Протянула паспорт, поздоровалась, улыбнулась. Мрачная пограничница ничего не ответила и не улыбнулась в ответ. Немедленно появился старший пограничный офицер и сказал Наташе, что ей запрещен въезд в Россию и она должна покинуть страну тем же самолетом, которым прилетела.

– Вы заплатите пятьсот рублей штрафа за каждую минуту задержки самолета, – припугнул офицер.

Но никто ему не поверил. Наташа, Илья, корреспондент «The New Times» Армина Багдасарян, корреспондент «Эха Москвы» Владимир Варфоломеев и еще двое корреспондентов телеканала RTVI сели на лавочки в транзитном зале и стали требовать, чтобы офицер принял у них заявления о нарушении права на свободу передвижения, чтобы пропустил к ним адвоката, который ждал снаружи, чтобы принес им воды… Но заявлений не приняли, адвоката не пропустили. Телевизионщики вышли было покурить, но их скрутили в курилке и насильно протащили через границу. Армина Багдасарян вышла в туалет, ее поймали у туалета и тоже насильно перевели через границу. Владимир Варфоломеев никуда от Наташи и Ильи не отходил. К нему подошли милиционеры, заломали ему руки и перевели через красную линию его тоже. Наташа и Илья остались одни.

Мимо шли и шли пассажиры к будкам паспортного контроля. Самолет на Кишинев улетел. Теперь молодым людям предстояло провести в аэропорту как минимум сутки, если, конечно, не предполагать такого чуда, что Наташу пустят в Россию. Илья все еще надеялся. Друзья звонили ему и говорили, что Путин в курсе их истории и что вопрос сейчас «решается на самом верху». Наташа не надеялась. Как можно было надеяться, что Путин пожалеет молдавскую девчонку?

Они не взяли с собой никаких книжек. От нечего делать они читали испорченные миграционные карты, валявшиеся на полу. Какой-то человек, например, не знал, как написать русскими буквами свою фамилию, несколько раз зачеркивал и писал то Ароян, то Аронян.

Хотелось есть. Из еды был только кофе в кофейном автомате. Но к вечеру пограничники сжалились, принесли Наташе и Илье пластмассовый лоток самолетной еды – один на двоих. Журналистам и друзьям, стоявшим по ту сторону границы, передавать еду для молодоженов запрещалось.

Ближе к ночи рядом с ними на лавку присел какой-то турок. Его тоже не пустили в Россию: он летел к любимой девушке, с которой познакомился на турецком курорте, но вместо туристической визы случайно сделал рабочую. И его не пустили. У него был целый мешок еды. Он отдал еду Илье и Наташе, смотрел, как они ели, слушал, почему им нельзя в страну, и не понимал.

Спать Наташа и Илья легли в транзитном зале на лавочках. Было холодно. Было холодно и жестко. Под утро они совсем замерзли.

К ним подошел офицер, сказал, что Илья свободен, а Наташа задержана и будет насильно депортирована из страны, как только прилетит кишиневский самолет. На всякий случай Наташа и Илья связались брючным ремнем и привязали себя брючным ремнем к лавке. За это пограничники запретили им сдвигать лавки, и лежать стало невозможно.

Они коротали время за игрой в слова. Из длинного слова в течение пяти минут следовало составить как можно больше маленьких слов. Наташа всегда выигрывала. Когда на кону было слово «политиканство», Илья и Наташа оба первым делом сложили из его букв слово «тоска».