Невинный сон - Карен Перри

Я поставил машину в песчаной бухточке возле скалистого залива и попытался привести себя в чувство. Я выключил мотор и услышал, как ноет ветер, как шипят и разбиваются о берег волны. Слезы иссякли, но осталось ощущение тяжелого осадка внутри. Мы перешли черту. То, что было сказано, из памяти не сотрешь. Стремительный водоворот мыслей захлестывал сознание, но за ним прятался страх: а что, если Робин права? Что, если и вправду все это плод моего воображения? Что, если я все это придумал лишь для того, чтобы искупить вину и успокоить свою совесть?

Мне надо было привести в порядок мысли. Я сидел в машине и следил, как волны накатывали на берег и возвращались восвояси. Чтобы успокоиться и унять трясущиеся руки, я принялся глубоко дышать. Потом извлек из бардачка хранившуюся там фляжку. Встряхнул ее, чтобы убедиться, что внутри ее еще что-то осталось, и сделал большой глоток. Дыхание сразу перехватило, а по телу прошла дрожь. Второй глоток помог расслабиться.

В море виднелись несколько пловцов. Они купались неподалеку от скал. Когда-то перед рождественским обедом сюда, к Форти-Фут, меня приводил отец. Мы приходили только вдвоем. На Рождество у нас всегда был поздний обед. «Меньше будет гостей», – говорил отец, и по его тону я догадывался, что именно этого ему и хотелось.

Под влиянием минуты я потянулся к заднему сиденью и из одной из картонных коробок, использованных мною для переезда, вытащил полотенце. Я выскочил из машины и побежал к воде. После всего съеденного и выпитого за обедом и в том нервном напряженном и тревожном состоянии, в котором я пребывал, большей глупости, чем отправиться плавать, трудно было придумать. Но именно это я и сделал. Голова моя плохо соображала, и я был полон решимости. На меня снова обрушились вопросы: «Почему? Почему ты это сделал? Почему?»

Я двинулся к скалистому участку, где была переодевалка: железобетонное укрытие с каменными скамьями. Там стоял мужчина в оранжевых плавках и бил себя в грудь, приговаривая: «Огромное удовольствие». Он указал на сидевшую рядом с ним женщину. Голова ее была повязана шарфом, а на лице сияла довольная усмешка.

– Мою жену, – сказал мужчина, – заманить в воду можно либо круизом, либо Томом Крузом.

Женщина добродушно кивнула, а мужчина крякнул и запел: «Я мечтаю о снежном Рождестве». Их веселость меня ничуть не тронула. Для меня сейчас, кроме собственного одиночества, ничто не имело значения.

Я разделся. Женщина сделала резкий вдох, а ее муж сказал что-то насчет «прежних времен». Обнаженный, я подошел к камням, собрался с духом и прыгнул в воду. Вода была ледяная. Я набрал в грудь воздуха и нырнул. Вернувшись на поверхность, я глубоко вздохнул и вскрикнул. Затем какое-то время я плыл, пока не почувствовал усталость. «Ты его одурманил. Ты оставил его погибать». У меня заболел живот. Я сделал двенадцать взмахов и решил возвращаться назад, но как только я развернулся, резко кольнуло в боку. Я постарался взять себя в руки, но снова почувствовал резкую боль. «Почему ты его там оставил? Почему ты не взял его с собой?» И тут я почувствовал, что у меня нет сил бороться. Я глубоко вдохнул и расслабился. Не было никакого смысла бороться. Я распростер руки, голова снова ушла под воду. Как ни странно, но вода уже больше не казалась холодной. Я вытянул ноги и еще глубже ушел под воду. Я погружался все ниже и ниже, чувствуя, как вода постепенно смыкается надо мной, тянет вглубь. Глаза мои были открыты, и я видел темное зернистое дно. Оно напоминало те самые кадры видеосъемок. И тут мое тело вытолкнуло на поверхность к свету, и голова моя выскочила из воды, прежде чем погрузиться обратно. На этот раз на зернистом экране моря всплыли те самые образы, которые я сохранил на диске и показал Робин. Возникло ощущение, что я вот-вот достигну дна, как вдруг мое тело, точно буек, опять взлетело на поверхность, и на этот раз я уже не вернулся в стальные объятия моря.

Я доплыл до берега и вышел на сушу. Мужчина в оранжевых плавках протянул мне мое полотенце.

– На, глотни этой штуковины, – сказал он, протягивая мне фляжку с горячим кофе, слегка сдобренным виски. – Ты испугал мою жену до смерти.

Я извинился.

Он рассмеялся.

– Ты в порядке?

– Да, в порядке, – все еще дрожа, ответил я и вернул ему фляжку.

Тех немногих, что плавали, когда я нырнул, уже не было видно. Незнакомец сказал мне, что на сегодняшний день я, очевидно, последний.

– Ты то и дело уходил под воду, я даже заволновался. Когда плаваешь, лучше, чтобы кто-то за тобой наблюдал.

Он пожелал мне хорошего Рождества и направился к машине, где его уже поджидала жена. Я тоже двинулся к пикапу, чувствуя, что они оба не сводят с меня глаз.

Я оделся и позвонил домой. Сам не знаю почему. Телефон звонил, но никто не отвечал. Я представил, как он надрывается в пустом доме и звук эхом разносится по комнатам, как спускаются сумерки, а на столе стоит недоеденный десерт…

Сидя в машине, я закрыл глаза и перенесся мыслями в прошлое. Я попытался всмотреться в руины нашего дома и увидеть среди них безжизненное тельце моего сына. Это видение затмилось пеленой пыли – мое сознание отказывалось принять подобную сцену: тело моего сына, сброшенное на землю и придавленное обломками здания, тлеет, превращаясь в прах. Я сидел с закрытыми глазами, пытаясь почувствовать, как это происходит, пытаясь поверить этому. Но ничего не получалось. Что-то внутри меня сопротивлялось и не позволяло мне смириться. Я открыл глаза и порылся в куртке. Вынул телефон.

Среди входящих сообщений одно было от Спенсера: «Это он?» К нему был приложен сделанный издалека туманный снимок мальчика. Я пристально вгляделся в фотографию и почувствовал, как во мне крепнет убежденность, что это он. Я знал: это был он.

Я позвонил Спенсеру.

– Дай мне адрес, мне нужен адрес.

– И тебя тоже с веселым Рождеством. Гарри, я не дам его тебе по телефону. Заезжай ко мне завтра.

Я повесил трубку.

От веявшего с моря холода пробирала дрожь. Меня всего трясло. Я взглянул на свои руки: они посинели и покрылись какими-то пятнами. Я сразу невольно подумал о Козимо: о его хрупких, покрытых пигментными пятнами руках старика. И вдруг я вспомнил его слова: «Очень трудно поверить. Трудно, но можно». Сейчас я мог отправиться только в одно-единственное место. Я вывел машину на дорогу и двинулся в сторону центра города.

Спенсер открыл мне дверь в футболке с фотографией Ллойда Коула, в носках и шапке Санта-Клауса. В руке у него была банка с пивом.

– Господи! Гарри, что с тобой?

Я прошел мимо Спенсера в теплое нутро его жилища, мне нужно было хоть немного согреться. На диване сидела Анжела – последняя подружка Спенсера. Мы с ней знали друг друга уже давным-давно.

– Привет, незнакомец, – сказала она.

На ней был халат Спенсера, и, судя по ее растрепанным волосам, она только что выбралась из постели. Я стоял посреди комнаты, потрясенный и растерянный, а рядом со мной уже оказался Спенсер, которому явно было не по себе. Он поглядывал на меня с легким раздраже-нием.