Голубой пакет - Георгий Брянцев

Чернопятов подошел к Генриху, пожал его руку выше локтя.

— Ах, Григорий, Григорий, — продолжал тот. — Поверишь, как бы хотелось мне зайти в камеру, сесть с ней рядом, обнять, сказать что-нибудь ласковое. Ведь у меня такая же дочка… Клара… Хорошая дочка. Посидел бы с ней рядом, рассказал бы ей, кто я, что за человек. Подбодрил бы. Сказал бы, что мы думаем о ней день и ночь. Показал бы ей вот эти мои руки. Эх!…

Генрих замолчал, а потом уже другим, деловым тоном сообщил:

— Фамилия моего сменщика — Вольф. Отто Вольф. Запомни. Хороший человек. Живет в крайнем доме у кладбища, на квартире у сапожника. Если его не забреют на фронт, организуйте встречу с ним, обязательно.

— Хорошо, — заметил Чернопятов. — Что ты еще можешь мне сказать?

— Еще вот что. Маршрут узнал: в какой машине повезут, скажет мне сменщик. Охраняют машину два автоматчика. Но не это главное. Главное — устроить все сегодня в ночь.

— Сегодня? — переспросил Чернопятов и задумался. — Почему?

— Я свободен. Если будет нужна моя помощь…

— Понятно… понятно… — произнес Чернопятов, поглаживая небритую щеку и прикидывая что-то в уме. — Что ж… попытаемся сегодня.

Генрих встал. Застегнул воротник мундира.

— Договорились.

— Где будешь вечером? — поинтересовался Чернопятов.

— Степан знает, — ответил Генрих. — Я пошел… А зажигалка пусть полежит, — и что-то вроде улыбки пробежало по его мрачному лицу.

Генрих Гроссе шагал домой.

Немец по рождению, антифашист по убеждениям, отличный механик по профессии, он своей жизнью как бы отразил судьбу большой, лучшей части немецкого народа в труднейшую эпоху его существования.

Генрих родился в большой семье потомственного металлиста заводов Круппа. Среди его заводских товарищей в Эссене, где он начал работать учеником, были люди разных взглядов, разных политических направлений. Были аккуратные и благонравные правые социал-демократы, противники последовательной революционной борьбы с капитализмом; были сторонники пламенного Карла Либкнехта, революционеры, верящие в силу рабочего класса и его победу; были постные христианские социалисты, пытавшиеся примирить непримиримое… В бурных спорах, в боевых выступлениях в дни забастовок ковалось сознание честного немецкого юноши Генриха Гроссе.

В 1914 году, когда германский милитаризм развязал Первую мировую войну, Генрих оказался на русском фронте. Лжепатриотический, шовинистический угар и ему вскружил голову: видимо, его рабочая закалка была недостаточной. Он думал, что идет защищать родину. Но заблуждение длилось недолго, ужасы войны заставили его задуматься над ее бессмысленностью. Слова многих товарищей по заводу и пламенные призывы Либкнехта предстали перед ним в новом свете.

Он хорошо помнит волнующие, радостные дни братания с русскими революционными солдатами в 1917 году. Здесь, в окопах, он понял, что у немецкого рабочего и солдата одна судьба, одни интересы и желания с русскими рабочими и солдатами. И когда кайзеровская армия в 1918 году бросилась на молодую Советскую республику, он перешел на сторону Красной армии. Всю Гражданскую войну Генрих провел на фронтах, бился против белогвардейцев и интервентов и в начале двадцатых годов вернулся на родину. Тяжело было дома: инфляция, безработица, нужда… Побитые кайзеровские генералы и офицеры при поддержке королей пушек снова подняли головы. Как грибы, стали плодиться различные фашистские организации. Единственной силой, которая противостояла фашизму и разоблачала его, была Коммунистическая партия Германии.

Генрих Гроссе по мере усиления разгула нацистов, разгрома рабочих организаций, еврейских погромов становился все более убежденным антифашистом. Он неоднократно с оружием в руках участвовал в боевой защите рабочих собраний от банд гитлеровских штурмовиков и эсэсовцев.

Когда Гитлер захватил власть и Германия превратилась в нацистскую тюрьму, Генрих Гроссе, работавший на заводе, вошел в связь с товарищами и стал участником подпольной коммунистической группы. В 1941 году его мобилизовали и отправили на восточный фронт.

Но даже не начав воевать, он был тяжело ранен. Еще до первого боя его часть подверглась воздушному налету русских. Генрих очнулся в госпитале. Его четыре месяца латали и чинили, а затем, как непригодного для фронта, прикомандировали к концентрационному лагерю под Гореловом. Он стал очевидцем зверств, творимых фашистами на оккупированной территории. Он твердо решил помогать русским в их борьбе против гитлеризма. В памяти Генриха живо вставали слова вождя Германской компартии Эрнста Тельмана: «Гитлер — это война! Поэтому — долой Гитлера, долой фашизм во имя блага своей Родины и всего человечества!»

Работая шофером на лесозаготовках, он возил советских пленных и в одной из партий заметил офицера, который, несмотря на раны, истощение и слабость, проявлял удивительную силу духа, подбадривая и поддерживая других. Звали его, как потом узнал Генрих, Найденовым.

Как-то в феврале сорок второго года Генрих гнал из леса к станции Горелов свой трехосный грузовик с прицепом, груженный девятиметровыми сосновыми бревнами. Груз сопровождали шесть военнопленных, в их числе и Найденов. Генрих посадил Найденова в кабину. Остальные вместе с охранником расположились на бревнах в кузове машины.

За долгие часы завьюженного пути Генрих узнал историю советского офицера, попавшего в плен тяжело раненным. Найденов оказался уральцем, работал в Златоусте, в Челябинске — в тех местах, где когда-то Генрих сражался за молодую Советскую республику.

Генрих и Найденов отлично поняли друг друга, поверили друг другу.

Это произошло в феврале, а в апреле грузовик Генриха с пятью военнопленными, охранником и овчаркой, посланный на дальнюю вырубку, не вернулся к обеду. Под вечер на розыски его отправился начальник охраны во главе своей команды. В лесу они нашли привязанными к соснам охранника, шофера грузовика Генриха Гроссе и овчарку, а машина и пять пленных, среди которых был и Найденов, исчезли.

Великодушие Найденова и его друзей, даровавших жизнь охраннику, объяснялось просто.

Убив охранника, они поставили бы под удар Генриха, а Генрих был инициатором, организатором и душой побега.

Розыски ничего не дали.

Позже, когда расформировали лагерь и Генрих был назначен в тюремную охрану, к нему на квартиру явился неизвестный, оказавшийся впоследствии Черноголовым, назвал его Скитальцем и передал привет от старого знакомого. Генрих улыбнулся и подумал: «Ну, за Найденова теперь можно быть спокойным. Добрался…»

Косые лучи заходящего солнца перебегали через рабочий стол полковника Бакланова и светились на бревнах противоположной стены. Бакланов сидел на койке и деревянной ложкой доедал из стоявшего на табуретке котелка остатки гуляша.

Запищал один из полевых телефонов. По звуку можно было определить, что это аппарат, соединяющий с командующим.