Суперагент Сталина. Тринадцать жизней разведчика-нелегала - Владимир Чиков

Вернувшись в Ла-Пас, Иосиф подробно рассказал Луизе о своей новой «родине» — Коста-Рике и о знакомстве с представителями ее элиты — дипломатами и богатыми плантаторами, рвущимися к власти. Но не прошло и двух дней, как он под именем бразильца Тронкосо Инесс, на сей раз вместе с женой, вылетел к новому месту службы — в самую большую по площади и по населению страну в Южной Америке — Бразилию.

* * *

Был уже январь, но жара в Бразилии была невыносимая — 46 градусов в тени. После десяти часов утра аэропорт Корумба превращался в пылающую печь. Европейцы здесь мгновенно соловели, их мозги отказывались работать. Луиза с потухшим, отупелым взглядом чувствовала себя настолько отвратительно, что пришлось вызвать местного аборигена-знахаря. Он предложил ей какое-то снадобье, через три часа она пришла в себя. Сообщив мужу о том, что у них будет ребенок, она попросила отправить ее в Мексику, где более благоприятный климат.

— Мы же с тобой, — уговаривала она его, — постоянные скитальцы, питаемся неизвестно чем в чужих ресторанах и кафе, подолгу не видим своих родных и близких. А мне так хочется иметь свое патио, готовить домашнюю еду… И вообще чувствовать себя вне опасности, не думая о конспирации…

— Я принимаю твои упреки, — сочувственно произнес Иосиф. — И хочу объяснить тебе, что движет мною, словами известного писателя Федора Достоевского…

— Не знаю такого и ничего не слышала о нем, — прервала мужа Луиза.

— Да ты и не могла о нем знать, потому что он не издавался в вашей стране. Так вот, в одном из своих произведений Достоевский утверждал, что сознательное, никем не принужденное самопожертвование всего себя в пользу других есть признак высочайшего развития личности и высочайшей свободы собственной воли. Мне ближе всего его суждения о счастье. Достоевский считал, что счастье человека не в свалившихся на кого-то благах, а в достижении его для всех. Я часто думаю, как было бы хорошо, если бы богатые люди поняли это. Достоевский взывал к совести человека, к его чувству сострадания и справедливости. Вот это и побуждает меня идти на риск и играть с огнем.

— Смотри, Мануэль, — Луиза назвала мужа именем, которое у него было в Мексике, — как бы ты не доигрался в такой огромной стране, как Бразилия.

— Вот потому я и не хочу, чтобы ты уезжала в Мексику. Как сказал бы в этом случае другой великий русский писатель Лев Толстой, «хорошая женщина не может оставить мужа или просто хорошего человека». Надо нести свой крест до конца. Поверь, ты будешь мне очень нужна в незнакомой стране.

— Хорошо, я останусь с тобой.

В тот же день они вылетели из Корумбы в Сан-Паулу.

В департаменте по иностранцам у них взяли оттиски пальцев, записали установочные данные их паспортов, проставили штемпели и, возвратив документы, сообщили радостную весть: теперь они имели право в течение года разъезжать по всей стране и заниматься любой коммерческой деятельностью. Но для этого разведчику-нелегалу предстояло еще овладеть официальным языком общения в Бразилии — португальским. Почти два месяца он изучал его самостоятельно. Несмотря на запрет Центра относительно ведения агентурной работы, Григулевич не удержался, чтобы не встретиться с проживавшим в Сан-Паулу и завербованным еще в Аргентине агентом Торресом. Тот подробно проинформировал его о политической обстановке в стране и сообщил о том, что компартия Бразилии вышла из подполья, а ее генеральный секретарь Луис Карлос Престес после десяти лет пребывания в тюрьме снова на свободе, что после избрания нового президента генерала Эурико Дутры, наобещавшего в период выборов «вагон» демократических свобод, в Бразилии созданы две новые партии — республиканская и трабальистская, основной базой которой стали рабочие и часть средних слоев населения; что интегралисты-фашисты сменили свою вывеску и образовали так называемую партию народного представительства; что с наступлением «холодной войны», откровенно провозглашенной в фултонской речи 5 марта 1946 года премьер-министром Великобритании Уинстоном Черчиллем, правительство Дутры обрушило репрессии на левые силы[64] и перешло к политике тесного сотрудничества с США.

Получив эту информацию, а также ранее добытые сведения по Коста-Рике, Григулевич стал ломать голову — через кого и каким способом переправить все это в Центр. Легальной резидентуры в Бразилии не было, а ближайшая находилась в Уругвае. Других курьеров, кроме Луизы, у него в этой стране не было — не успел еще обзавестись ими. Отправлять же в Уругвай супругу он не решился: она была на шестом месяце беременности. Вспомнив о том, что из Чили в Рио-де-Жанейро недавно перебрался один из надежных и хорошо проверенных связников — Карвальо, Иосиф вместе с Луизой через две недели выехал в бразильскую столицу.

Полуторамиллионный Рио-де-Жанейро поражал воображение каждого, кто впервые его посещал. Это было настоящее чудо Бразилии. Город славился не только знаменитыми пляжами, но и выдающейся архитектурой, бросавшей вызов всем латиноамериканским столицам своим модерном и роскошью.

Изучая политическую и оперативную обстановку в стране, Григулевич убедился, что Бразилия более экзотичная страна, чем Аргентина, и имеет самый смешанный состав населения, какого не встретишь нигде в мире. Нация сформировалась в результате смешения португальских колонизаторов и европейских переселенцев с местными аборигенами и с вывезенными из Африки неграми-невольниками. Это была редкая, своеобразная негроидно-белая раса, в которой самба и разноцветные карнавалы, казалось, были заложены в крови. И хотя в аргентинцах текла не менее горячая кровь, они все же отличались от своих соседей некоторой сдержанностью и тем, что для аргентинцев символом нации являлось танго — танец внутренней, а не внешней экспрессии.

В бразильцах Григулевича подкупало и то обстоятельство, что, несмотря на смешанный состав населения, в стране отсутствовал шовинизм, расизм и национализм, а было всеобщее дружелюбие, уважение и приветливость. Завязать дружбу с бразильцем легче, когда при знакомстве с первой фразы начинаешь хвалить Бразилию и ее жителей как исключительно честных и чистосердечных, а женщин — как обладающих божественной красотой.

Иосиф был горазд на подобные дифирамбы. Он артистично заявлял, что предпочел бы быть босяком, лишь бы жить в сказочной Бразилии, чем стать миллионером и жить в Нью-Йорке, Лондоне или Париже. В ответ бразильцы начинали так изящно расписывать свою страну, что она становилась чуть ли не Садом Аллаха.

Все эти сведения, дававшие наиболее точное представление о Бразилии и внутриполитической обстановке в ней, необходимы были московскому разведцентру для организации разведывательной работы с легальных позиций. Но переправить эти сведения оперативно Григулевич не мог: как и в Аргентине, он снова оказался без связи с Центром. На обещанные ему явки в Рио-де-Жанейро никто из сотрудников Центра не появлялся. Оставалась одна возможность — поехать самому в Уругвай, встретиться с резидентом «Рэне» и передать ему добытую информацию. Такой способ выхода на связь с легальным резидентом предусматривался директивой Центра на особый случай, когда в течение длительного времени на разведчика-нелегала никто не выходил на связь.