Виза на смерть - Мария Шкатулова

— Родственники у нее есть, не знаете?

— В том-то и дело, что никого. Была сестра, но она умерла несколько лет назад.

— Так, может, она в гости поехала или еще куда?

Соседка всплеснула руками:

— Господи, да говорю же вам — она никогда так рано не уходит, даже на работу!

— Так она работает?! Вы ж говорили — пенсионерка. Пришлось все начинать сначала. Попрепиравшись еще немного «для порядка», участковый почесал затылок, подумал и, вздохнув, позвонил в ДЭЗ:

— Алло, диспетчерская? Кузнецов из РОВД на проводе. Пришлите-ка мне слесаря в сороковую квартиру и лифт давайте чините побыстрей… Что вы там, в самом деле?

Когда замок был вскрыт, Кузнецов велел всем оставаться на площадке, а сам вошел в квартиру. В прихожей и в комнате горел свет, и Кузнецов сразу увидел на полу тело пожилой женщины в махровом халате — над правой бровью четко виднелось аккуратное пулевое отверстие.

Через полтора часа в квартире уже работала следственная бригада из районной прокуратуры. Судмедэксперт установил, что смерть наступила около пятнадцати часов назад, то есть накануне, между девятью и одиннадцатью вечера. По утверждению соседки, вызвавшей милицию, обычный порядок в квартире нарушен не был, деньги (около четырех тысяч рублей) лежали себе спокойно в верхнем ящике письменного стола, где оперативники обнаружили также старинную камею в серебре и золотое кольцо с небольшим изумрудом. Нетронутыми оставались также несколько вещиц из бронзы, тоже старинных.

— Скажите, Тамара Ефимовна, в котором часу вы вчера ее видели? — спросил следователь Бочкин.

— Около девяти, — ответила соседка, положив под язык очередную таблетку валидола.

— Она была одна?

— Конечно… Собиралась лечь. Сказала, что устала и плохо себя чувствует…

— С какой целью вы к ней заходили?

— Померить давление…

— Понятно. Значит, в девять. Скажите, Тамара Ефимовна, вы хорошо ее знали?

— Мы дружили, по-соседски. Как-никак тридцать пять лет прожили рядом, дверь в дверь…

— Как вам кажется, она была осторожным человеком? Могла она, например, открыть дверь, не спросив, кто там?

Тамара Ефимовна пожала плечами:

— Как вам сказать?.. Дом-то мидовский, здесь — только свои. Всякое могло быть…

— А шум вы вчера какой-нибудь слышали?

— Нет, мы с мужем смотрели телевизор.

— Еще такой вопрос: кто у нее бывал?

— Да бог с вами! Кроме учеников — никого!

— Так уж и никого?

— А кому мы нужны, старики? Родственников у нее после смерти сестры не было, это я точно знаю… Кому еще приходить? Только ученики и были…

— Но ведь она работала!

— «Работала», — передразнила Тамара Ефимовна, — ходила раз в неделю на свои курсы в МИД, чтобы не хоронить себя дома.

— А что за ученики?

— Да дети! Мальчик из нашего дома, с девятого этажа. Квартира, как выйдете из лифта, сразу направо. Фамилию не помню, но муж знает. И две девочки из соседнего дома, сестры-близняшки. Они всегда занимались днем.

— Дети приходили одни или со взрослыми?

— Одни, конечно, — тут же рядом…

Было совершенно непонятно, кому могла помешать пожилая женщина, дающая детям уроки французского языка и украшающая стены своей квартиры фотографиями с видами Подмосковья. Но больше всего Бочкину не нравились обнаруженные на халате убитой небольшие, будто прожженные чем-то дырки.

— Как ты думаешь, что это? — спросил он у одного из экспертов.

— Похоже, прожжено кислотой… — эксперт Михайлов пожал плечами и, присмотревшись повнимательнее, добавил: — Дырочки-то, между прочим, свежие…

Они перерыли всю квартиру в поисках кислоты или чего-то подобного, но ничего не нашли. И тогда Бочкин, в общих чертах осведомленный об убийстве Сапрыкина, позвонил на Петровку Лобову, бывшему однокашнику и приятелю.

— Слушай, Юра, у меня тут труп на Большой Академической… Я подумал, может, он тебя заинтересует?

— По-моему, ты рано паникуешь, — сказал Сурин, бросив взгляд на товарища.

— С чего ты взял, что я паникую? — нехотя отозвался Лобов и нервно затянулся.

«Волга» перевалила через трамвайные пути и свернула на Большую Академическую. Дождь лил не переставая, наводя тоску и вызывая сонливость. На протяжении всего пути они молчали, лишь изредка обмениваясь короткими репликами. Из-за своеобразного суеверия, распространенного среди оперативников с Петровки, они не говорили о том, что волновало их обоих: если окажется, что старуха убита из того же оружия, что Шрамков и Сапрыкин…

Тогда еще ни один из них не подозревал, какой сюрприз ждет их на месте преступления.

Из-за дождя в квартире Даниловой было темно, и пришлось зажечь свет. Тарелка с остатками ужина и недопитая чашка чая так и стояли на столе рядом со стопкой французских газет, на которой лежал фирменный кодаковский пакет с фотографиями.

— Смотри, — сказал Лобов, — фотки какие-то… Ну-ка… Лобов просмотрел пачку новеньких глянцевых снимков и разочарованно фыркнул.

— Ни черта!.. Одни пейзажи. Ну, пошли по соседям?

Ты чего?

Сурин, стоя у окна, рылся в содержимом видавшей виды кожаной дамской сумки.

— Ребята сказали, она одинокая?.. Тут фотография какого-то мальчика…

— Ну-ка, покажи…

На любительском, сделанном будто наспех снимке мальчик лет трех-четырех на фоне какого-то куста растерянно смотрит мимо объектива.

— Слушай, Коля, — сказал Лобов, — тебе не кажется, что он похож на дочку Шрамковой?

Сурин еще раз взглянул на снимок.

В кабинете их коллеги Гулина висела большая цветная фотография Маши Шрамковой, и каждый, кто заходил к нему, сразу же обращал внимание на смешное личико с круглыми светло-карими глазами.

— Не знаю… — протянул Сурин.

— А, по-моему, похож.

— А я похож на папу римского.

— Смотри, тут дата: 30 сентября.

— Ну?

— А Машу Шрамкову похитили двадцать девятого.

— Что ты хочешь сказать?

Лобов перевернул снимок. Над проштампованной фотолабораторией датой размашистым почерком был выведен номер телефона.

— Смотри, снимок сделан тридцатого, а отпечатан только вчера. А этот номер, между прочим, — Лобов для чего-то прочитал его вслух, — мне знаком…

Сурин вопросительно посмотрел на него.

— Ну и чей он?

— Не помню, — с досадой отмахнулся Лобов. — Ко мне эти номера липнут, как…