Сделать все возможное - Р. С. Грей

спустя мы сидим на диване, у меня мокрые волосы, и на мне надета пижама. Это самая скромная вещь для дома, которую упаковала мама, и все равно она недостаточно скромна. Короткие шорты и майка, которая едва прикрывает грудь. Лукас тоже принял душ и переоделся, и теперь на нем надеты только фланелевые штаны. Шоу, которое мы смотрим, скучное, это какое-то кулинарное соревнование на PBS. Но никто из нас не делает шаг, чтобы переключить канал. Я быстро оглядываюсь на него и вижу, что его взгляд устремлен на меня и обжигает мою кожу. Я думала, мой наряд понравится ему, но какое это теперь имеет значение? Кажется, момент упущен, потому что все, что он делал сегодня вечером, говорит только об одном: сегодня мы сексом не займемся.

Звонят в дверь.

– Это пицца, – говорю я, вскакивая, чтобы открыть дверь.

– Я принесу, – настаивает Лукас, хватая бумажник с кухонного стола.

Я игнорирую его, и мы вместе открываем дверь. На пороге стоит Микки Чилдресс и держит в руках одну большую пиццу. Когда он видит, что я прячусь за Лукасом в моем прославленном нижнем белье, его глаза округляются, как пицца, которую он принес.

– Дэйзи Белл?! Лукас Тэтчер?!

Микки – младший брат Бобби Чилдресса, нашего одноклассника из средней школы. Я не видела ни одного из них много лет, но Микки явно нас помнит.

– Он держит тебя в плену? – спрашивает Микки полушутя, когда вручает Лукасу пиццу. – Я могу позвонить в полицию, если надо.

Лукас прижимает двадцатку к груди Микки и выталкивает его из дверного проема.

– Спасибо, Мик. На этом все.

– Просто моргни дважды, Дэйзи! Я пошлю команду спецназа!

Лукас захлопывает дверь перед его носом.

– Славный парень, – говорю я, вырывая коробку с пиццей из рук Лукаса, и отношу на кухонный стол.

– Он хотел спасти тебя только потому, что ты одета в это.

– Это называется пижама.

– Это довольно либеральный способ описать одежду, которая будет в пору карликовому пуделю моей мамы.

Открывается коробка, и вдруг все в этом мире становится правильным. Пицца до сих пор горячая, как будто только что из духовки. Каждый из нас берет по кусочку и не утруждает себя тарелками. Вместо этого мы стоим лицом друг к другу, прислонившись к стойке.

– Итак, значит, ты говоришь, что тебя привлекают пудели?

Лукас качает головой, скрывая улыбку.

– Или ты говорил о том, что тебя привлекаю я?

– Ешь свою пиццу.

Я смеюсь, и Лукасу это надоело. Он берет кусок из моей руки и подносит к моему рту. Он кормит меня, чтобы я замолчала, и я на сто процентов согласна с этим. Я откусываю большой кусок и жую с уверенной ухмылкой.

Затем я позволяю взгляду опуститься ниже его шеи, и это критическая ошибка в стремлении удержать верх. Лукас без футболки, и какие бы упражнения он ни делал в спортзале, они работают. И очень хорошо. Он в отличной форме: широкие плечи, зауженная талия, которая полностью убивает женский мозг. Я никогда не заботилась о кубиках пресса до того момента, пока не посмотрела вниз и не увидела, что у Лукаса есть кубики, которые ведут вниз к фланелевым штанам, низко сидящим на его бедрах.

– Это считается ужином, верно?

Взгляд, который он, наконец, бросает на меня своими темными глазами – единственный ответ, который мне нужен.

Вот черт!

За считаные секунды на его кухне воцаряется хаос. Куски пиццы брошены и забыты. Коробка отодвинута в сторону и опрокинута со стола. Но нам все равно. Лукас поднимает меня и сажает на холодный гранит, который покусывает мои бедра, и я ворчу как раз перед тем, как его губы опускаются на мои.

Рукой я обхватываю его голое плечо и тяну ближе, между своими раздвинутыми ногами. Его руки скользят вверх, по моим шелковым шортам, мимо задницы и сжимают талию, подтягивая меня ближе к краю столешницы. Я бы упала вперед, если бы он не держал меня, и вдруг мы продолжаем то, что начали этим утром, только теперь Лукас поднимает мою майку над головой и опускает рот на мою голую грудь. Все происходит так быстро, как будто он учился этим движениям в течение нескольких недель. Я пытаюсь наверстать упущенное и просовываю здоровую руку за пояс его фланелевых штанов и обхватываю его член.

Кровати, свечи и стриптиз – для людей, у которых много свободного времени или которым просто скучно. А у нас есть только голод. Мы в бешенстве, и это заметно.

Я все еще держу его, двигая рукой вверх-вниз, когда он зажимает один из моих сосков между губами. Я кричу, и он нежно кусает его. Я отыгрываюсь, еще крепче сжимая его член.

В дверь стучат.

– Эй, Лукас! Мне надо было вернуться к машине, чтобы принести тебе сдачу…

Вернулся Микки Чилдресс, и Лукас вежливо говорит ему, чтобы он шел к черту и оставил сдачу себе.

– Эй! Спасибо!

Я смеюсь, и Лукас, пользуясь случаем, стаскивает с меня шорты и трусики. Он так сильно дергает, что я слышу, как что-то рвется; я не знаю, ткань это или мое здравомыслие. Несколько секунд я лежу голая на холодном граните, совсем обнаженная перед ним. Он оценивает меня сверху донизу, на это требуется слишком много времени. Моя кожа начинает покалывать под его оценивающим взглядом, я тянусь к нему, и он прижимается ко мне, заворачивая меня в свое тепло.

Он спрашивает, не стоит ли нам переместиться в другое место: диван, кровать, пол – но становится очевидно, что этот островок для нас на идеальной высоте, как раз на уровне его бедер. И когда я раздвигаю ноги и позволяю им раскрыться, он получает ответ. Здесь. Прямо сейчас. Плати по счетам, большой мальчик.

Я ожидаю, что он разденется, чтобы соответствовать мне в моем естественном состоянии, но он только дергает штаны вниз, достаточно, чтобы я увидела, как моя рука все еще держит его член. Мои глаза расширяются. Я имею в виду, что видела его раньше, я пробовала его на вкус, но с этой точки зрения, все кажется слишком реальным.

– Ты понимаешь, что мы собираемся сделать, да? – спрашиваю я.

– У меня есть одна довольно хорошая догадка.

– Я так напряжена. У меня кружится голова.

– Я должен был попросить тебя подписать форму согласия.

– Наверное, это хорошая идея. Могу я одолжить ручку?

– Дэйзи.

– Боже. Это так странно! Лукас Тэтчер собирается заняться со мной сексом.

– Да, собирается.

Лукас смеется, прижимая меня к груди. Это объятие такое интимное и обнадеживающее.

– Мы не можем это сделать, – говорю